– Если так, то лучше тебе пойти наверх, он ведь может позвать тебя.

– Я оставил там Григора. Когда князь вернется в комнаты, меня позовут.

Так больше часа беседовали муж с женой, но Григор не показывался. Тогда Хурен поднялся наверх и увидел Гургена, ужинавшего вместе с Григором. Старик сердито подошел к Григору.

– Оставь, братец Хурен, это я велел юноше сесть за стол, – сказал Гурген и, потянув за рукав старика, посадил его по другую свою сторону.

Гурген сам удивлялся, как мог он есть после стольких волнений, но могучий организм его нуждался в подкреплении. За ужином он думал о том, что ему предстоит еще много одиноких ночей и тяжелых дум. Еда не доставляла ему удовольствия и, быстро насытившись, Гурген встал из-за стола.

– Что, князья Арцруни часто навещают свое новое поместье? – спросил он у Хурена.

– После отъезда княжны прошло вот уже четыре месяца, и пока никто из них не показывался. Мне поручили охрану крепости. Сегодня я впервые открыл двери этих покоев и затопил камин.

– Значит, и ключи от спален у тебя?

– Ты, князь, верно, хочешь отдохнуть, – сказал Хурен и, достав связку ключей, прошел вперед.

– Братец Хурен, – сказал князь, – ты знаешь, когда я был мальчиком и жил у князей Рштуни, в замке у меня была своя комната. Нельзя ли мне переночевать в ней?

– Как пожелаешь, князь. Но после твоего отъезда княжна взяла ее себе, а с того дня, как она уехала, нам так тяжело, что мы и не входили туда.

– Нет беды, братец Хурен, воспоминания детства у нас с ней общие. Так пойдем же туда и еще раз вспомним те счастливые дни.

Хурен со светильником в руке прошел вперед. При входе в комнату внимательный взгляд заметил бы сразу, что здесь чувствовалась женская рука. Повсюду ковры, диваны, дорогие ткани, сундуки, ларцы. Все здесь дышало уютом и ласкало глаз.

– Так я пойду за постелью, князь, – сказал Хурен.

– Нет надобности, – решительно сказал Гурген.

Хурен окинул взглядом постель княжны и высокую фигуру князя, сравнил их мысленно и покачал головой. Он поставил на стол два светильника и кувшин с водой, пожелал князю доброй ночи и оставил его в печальной радости от мысли, что он должен провести ночь в комнате Эхинэ.

И мы покинем князя в этой комнате с его противоречивыми, горькими думами, где мешалось все – любовь и ненависть, месть и прощение, презрение и сладкие воспоминания детства. Мешалось и боролось, как бушующее море, пока, наконец, всемогущая природа не взяла свое, и Гурген уснул глубоким сном.

Мы оставили в дороге наших путников, которые вскоре, следуя примеру Гургена, погнали коней и скрылись из виду. Вахрич остался один и, испугавшись, что его навьюченный конь совсем застрянет, спешился и медленно пошел дальше, ведя лошадь в поводу. Уже затемно он перешел реку Туха и правым берегом озера дошел до села Харзит. Продрогший, усталый, мучимый жаждой, ибо бурдюк с вином Святого Карапета совсем опустел, он продолжал идти, рассуждая сам с собой: «Если князя не окажется здесь, тем лучше. Он, верно, уже отдыхает. Кто не захочет служить у князя Арцруни, да еще у такого князя, который ласков и слаще меда, когда доволен тобой, и гневен, как огонь небесный, когда недоволен? Пожалуй, и я сегодня заслужил свой отдых. Переночую в этом селе, слава богу, кумовьев у меня тут хватит. Пойдем же поищем себе пристанища, а может, и князь отдыхает уже здесь…»

Когда Вахрич вошел в село, собаки с лаем набросились на него. Он остановился и постоял немного, раздумывая, куда бы пойти, где его лучше примут, и, наконец, направился к куму Геворку.

Не успел Вахрич дотронуться до двери, как она сама открылась но, к его удивлению, в доме никого не оказалось. «Ну, окажем, кум Геворк уехал или умер, – подумал он, – а жена, дети? Неужели все умерли?» Тогда Вахрич решил пойти к своему старому приятелю Карапету. Тут ему пришлось долго стучать, пока кто-то подошел и, недовольно бурча под нос, открыл дверь.