«Вот и мой князь, лучший из лучших людей, – рассуждал измученный и отчаявшийся Вахрич. – Что ему до того, как замучились люди и кони? Взбрело ему что-то на ум, и летит вперед, а остальные, если не догонят, пусть растянутся на дороге… Ладно, пусть мчится, куда хочет, а я поеду, как смогу».

И Вахрич отпустил поводья. Гурген вскоре скрылся с глаз.

Ни холод, ни длинная дорога и короткий день, ни наступившая темнота не помешали Гургену продолжать свой путь вдоль левого берега Ванского озера, то отдаляясь, то приближаясь к нему. Он ехал прямо по узкой протоптанной в снегу тропинке, изредка останавливаясь только для того, чтобы узнать название сел и дать отдышаться коню. И так, не делая нигде привала, доехал он до столицы княжества Рштуни и около полуночи спешился у крепостных ворот. Он нещадно стал стучать в железные ворота, но, судя по гробовому молчанию, царившему в крепости, казалось, ему и из думали открывать. Гурген был не из тех, кто легко приходит в отчаяние. Не для того скакал он четырнадцать часов без передышки в эту стужу, заездив до полусмерти своего Цолака, чтобы возвращаться обратно, когда сердце его трепетало при одной мысли об Эхинз. О, сколько он должен ей рассказать!.. Он поднял такой шум и грохот, так колотил в крепостные ворота, что окрестные крестьяне, выглядывая из домов, думали, что у цитадели стоит целая толпа, и были очень удивлены, увидев только одного человека. Наконец из сторожевой башни раздался чей-то голос:

– Эй, кто ты и чего тебе надо? Кто просит гостеприимства в такую позднюю пору?

– Я, Гурген Арцруни, открой! – крикнули снизу.

– А ну, братцы, несите свет! Это княжеский брат. Живее!

И старый замок ожил, наполнился шумом и движением.

Гургену была безразлична эта суматоха, лишь бы скорей ему открыли.

Когда, наконец, ворота распахнулись, то слуги увидели только одного высокого, статного мужчину, который спокойно и быстро вошел в крепость, ведя в поводу коня. Он поздоровался с ними, приложив руку к груди, и повернул к лестнице, кинув на ходу: «Накормите коня получше – получите вознаграждение». Шагай через несколько ступенек, он поднялся вверх, в оружейные покои, откуда прошел в пустой, холодный зал. Слуга с фонарем в руке следовал за ним.

– Послушай, юноша, – сказал Гурген. – Неужели все спят? Княгиня и княжна у себя? Где же остальные?

– Никого здесь нет, князь, – ответил слуга. – Сейчас придет смотритель крепости, а я здесь недавно и ничего не знаю.

Тем временем Гурген радостно ходил по залу, разглядывая все вокруг. Слуга зажигал светильники, вытирал пыль с диванов и ковров. Другой в это время разжигал в камине огонь.

Вошел смотритель, коренастый мужчина с окладистой бородой, и молча стал в ожидании.

– Братец Хурен! – сказал Гурген, посмотрев на него своим орлиным водкам. – Не узнаешь меня? Разве друзей так скоро забывают?

– Прости меня, князь, – ответил Хурен немного подозрительно. – Мы знаем Гургена Арцруни, брата нашего великого князя Ашота.

– Значит, ты забыл сына князя Апупелча, Гургена, тоже Арцруни, который провел восемь лет у Мушега Рштуни?

– Как я мог забыть? Как могу не помнить тебя, мой княжич? – воскликнул удивленно и радостно Хурен, подойдя к нему. – Но как ты изменился, господи боже! Мальчик стал настоящим богатырем, да хранит тебя святой крест!..

– Довольно, довольно, братец Хурен. Да, я тот мальчик. А теперь скажи мне, нельзя ли дать знать княгине и княжне о моем приезде?

– Князь, разве тебе неизвестно, что княгиня – да упокоит господь ее душу – вот уже полтора года, как скончалась?

– А где же княжна?. – воскликнул князь.