Я в шоке, как быстро может расти детский организм, получая достойное пропитание. И я была несомненно этому рада. Но мое настроение было испорчено, когда я увидела уродливый синяк от пальцев на ее руке, она пыталась придумать глупую отмашку о том, что она упала. Это не первый раз, когда я вижу царапины на ее коже, но последнее время, они всегда присутствуют на ее теле. И это может говорить только об одном, я больше не поведусь на ее сказки о том, как она нелепо упала или ее кто-то случайно толкнул. Вначале я сделала вид, что поверила ей. Я прекрасная актриса и опыт лгуньи я нарабатывала несколько лет, именно поэтому я с легкостью ее раскусила. Я несчитанное количество раз умоляла ее поехать со мной, я бы придумала, как договориться с матерью, но она не хотела уходить из школы, у нее было много друзей, которые перешли с ней из детского сада, и все учителя ее очень любили. Вообще, в соседних домах было много детей ее возраста и, кажется, вся улица хотела дружить именно с ней. Вечером, когда мы вернулись в их дом, я прошла на кухню, где уже в невменяемом состоянии сидела моя мать и отец Аннабель. Я попросила ее подняться в свою комнату, а она с беспокойством в глазах пыталась отговорить меня. Я задалась вопросом, как часто он позволяет себе рукоприкладствовать. В итоге она сделала, как я хотела. На высоких каблуках я направилась к тому месту, где стояло это животное, в моих венах текла ярость, и я поняла, что слов для них никогда недостаточно. Я схватила ее отца буквально за яйца, стараясь сделать из них всмятку. Моя мать подскочила со стула, но я выставила ногу и она, спотыкнувшись об неё, упала на задницу закричав. Я проигнорировала ее, всматриваясь в потное лицо Френка.

– Слушай внимательно, Френк! Или точнее, ублюдок!

Моя мать громко кричала, перебивая меня, и на ее голос, Эдвард забежал в дом, резко распахнув дверь. Он перевел свой взгляд на разворачивавшуюся сцену перед ним и улыбнулся.

– Как я вижу, вам не нужна помощь, мисс Райт.

– Ты прав, Эдвард. Я скоро выйду, подожди в машине.

Эдвард все так же продолжал улыбаться и покинул дом, мягко закрыв за собой дверь, которую чуть не выбил секундой ранее.

– Я…я Фреди.

– Да мне плевать! Если еще хоть один ебаный раз я увижу синяки на руках моей сестры, тогда ты сможешь ходить в туалет, только через катетер. Я ясно выразилась?

– Элис, все не так, я не трогал ее, – начал оправдываться он, видимо, из-за страха, что я перестану пересылать им деньги.

Я еще сильнее сжала его мерзкие яйца, а он боялся как-либо оттолкнуть меня, ведь в моих руках был почти его любимый орган.

– Что ты там мычишь?

– Конечно, конечно. Я ее не трону.

Я отпустила его яйца, пройдя к раковине и тщательно вымыв свою руку. Все это время он продолжал сидеть на коленях, жалобно скуля. Подойдя к своей матери, которая валялась в пьяном бреду на полу, я присела на корточки возле нее. Взглянув на бледное лицо, перекрытое волосами и окутанное запахом алкоголя, почувствовала глубокую грусть внутри себя. Моя мать, когда-то красивая женщина, теперь пребывала в состоянии полного разложения. Ее болезнь была сильнее ее желания измениться и начать жить нормальной жизнью.

– Слушай внимательно, мамочка, тебя это тоже касается. Если я еще хоть раз увижу или услышу, как она плачет или если увижу синяк или царапину по твоей вине или вине Френка, я заключу тебя в лечебницу и сделаю так, что ты оттуда не выйдешь. Заберу у тебя дочь, несмотря на ее нездоровое желание оставаться тут с вами, и ты сгниешь в лечебнице в полном одиночестве. Поверь, я найду самую убогую клинику и буду платить им сверх того, сколько она стоит, чтобы убедиться в том, что ты оттуда никогда не выйдешь. Я понимаю, что ты готова терпеть его выходки, но подумай об Анне!