– Потрогай меня, Сашенька, – выдохнула Вера Федоровна.

Она взяла руку мальчика и засунула себе под юбку. Подросток попытался вырваться, но женщина была сильнее. Саша почувствовал, как его ладонь легла на тонкую ткань, а под ней… Он дернулся и все-таки вырвал руку.

– Ну что ты, мой хороший? – Женщина нагнулась к нему и поцеловала в щеку. – А ты красивый. Тебе кто-нибудь говорил, что ты красивый?

Саша громко сглотнул и мотнул головой.

– Сними. – Вера взяла его очки, перемотанные на переносице изолентой, и положила на парту. – Тебе так лучше.

Саша почувствовал себя некомфортно – без очков его видела только мама, и то, когда он спал.

– Ну что ты, расслабься. – Вера сняла с Саши свитер. – Нам будет хорошо. – Следующей упала рубаха. – Очень хорошо.

На секунду, когда женщина начала расстегивать ремень, Саша дернулся и схватил Веру за руку. Но потом расслабился; голова кружилась от запаха духов, от близости с женщиной. Вера засунула руку в штаны Мартынову. Когда она дотронулась до его разгоряченной плоти, Саша застонал.

– Я сейчас, – вдруг прошептала Вера и слезла с парты.

Саша ликовал. У него будет секс! Секс с женщиной, которую он любил!

Вдруг щелчок. Второй. Саша напрягся, пошарил по столу в поисках очков. Смех мальчик услышал раньше, чем понял, откуда он исходит. Когда Саша водрузил в спешке очки, увидел искаженные смехом лица одноклассников. Мартынов вскочил, потом, сообразив, что без штанов, снова сел. Чем вызвал новый приступ хохота. Он схватил с пола свои вещи и прикрылся.

«Дрочун, дрочун, дрочун!» – неслось отовсюду.

Саша заплакал и, прижимая к груди вещи, выбежал из кабинета.

«Дрочун!»

Он бежал и одевался на ходу. Без куртки выскочил на улицу и пустился прямиком домой.

Саша прошелся по квартире, заглянул в каждый уголок – прощался. Сел за свой стол, провел по полированной крышке. Открыл верхний ящик, там лежал рисунок – один из тех, злополучных. Посмотрел на изображение и тут же вспомнил, как женщина, которую он боготворил, стояла за кафедрой и наблюдала за его унижениями. Саша перевернул лист и начал писать:

«Мама, я не смог быть таким, как ты. Я очень слабый. В моей смерти прошу винить Веру Федоровну Толмачеву. Я не могу поверить, какая она жестокая. Так больше нельзя жить. Прощай, мама, и прости. Я тебя очень люблю. Как жаль, что я не стану художником».

Придавил лист стеклянным шаром и пошел к двери. Еще раз осмотрел квартиру и, так и не надев куртку, вышел на улицу.

Саша залез на полуразрушенный забор из красного кирпича, пристроенный к котельной, перебрался на одноэтажное здание. Подбежал к трубе и полез по скобам вверх. Минуты за три он добрался до первой площадки и тут увидел, что к котельной бегут. Санников, Ларин, Геворг, Вера Федоровна…

«Что им еще от меня надо?! – с ужасом подумал мальчик. – Я же ничего не сделал! – Слезы ручьем лились по лицу. – Они хотят меня унизить! Побить и унизить!»

Саша опрометью бросился к скобам, ведущим вверх. Добравшись до второй площадки, он увидел, что кто-то из ребят поднимается за ним.

«Я не успею!»

Он посмотрел вверх – до третьей площадки далеко. Саша перелез через перила, посмотрел на людей, собравшихся у подножия трубы.

«Теперь вы не смеетесь», – подумал Мартынов и, за секунду до того, как к нему подбежал Санников, шагнул вниз.

Света остановила машину у часовни, выкрашенной в небесно-голубой цвет. Сейчас она была просто серой. Федотова не понимала, почему надо идти на кладбище именно ночью, ей и днем-то здесь было не по себе. Свете предстояло совершить обряд, от которого зависела ее дальнейшая судьба, ее никчемная и одинокая жизнь.