– Помоги! – крикнул Малой, и бледнолицый парень, вышедший из оцепенения, схватил ее руки.

Люси чувствовала, как неизвестная инородная жидкость наполняет холодом ее внутренности. Кто-то невидимый высасывал из нее силы, оставляя пустоту и мягкость. Нечто пыталось выдернуть из позвоночника стержень, который она растила годами, и превратить ее в безжизненную тряпку.

– Люси… Меня зовут Люси… – повторяла она, наблюдая как мимо проносятся неизвестные лица, и слыша дикий хохот и тяжелое кислое дыхание Боба.

Чак сделал предложение, когда они сидели в пиццерии. Он не становился на одно колено и не выдавливал из себя несвойственные его характеру речи. В его поступке не было и намека на киношную романтику. Они ели пиццу. Несколько капель кетчупа растеклись по его рубашке, и Люси со смехом вытирала пятна салфетками. Тогда Чак достал из кармана кольцо и надел ей на палец. Люси перестала орудовать салфеткой и посмотрела на руку, а затем на Чака. Они улыбнулись и поцеловались. Вот так и прошло обручение.

Люси никогда не жалела. Она не была девочкой, которая с малых лет планировала свою свадьбу. И если бы Чак проявил хоть каплю сентиментальности, то этот момент не был бы таким особенным. Чак не кривил душой и не притворялся. Он просто взял свое. И тогда она принадлежала ему полностью.

Люси осмотрелась. После укола ягодица неприятно ныла, но в висках уже не жгло как раньше. Она облегченно вздохнула. Несмотря на скандал в кабинете и запущенную вазу, ее не вернули в коробку. Это была обычная палата. Руки и ноги на этот раз оказались свободными, а в новом мире это было не правом, а наградой, которую нужно заслужить. Твердая кровать сменилась мягкой и теплой постелью, а лампа не резала глаза. И самое главное – сюда проникала жизнь. Снаружи бродили пациенты и персонал, доносились различные запахи.

– Проснись и пой, пассажир! – крикнул чей-то высокий голос.

Дверь с грохотом открылась и внутрь вбежала молоденькая пациентка. Ее вьющиеся взлохмаченные рыжие волосы торчали в разные стороны, но ей очень шел этот беспорядок. Люси продолжала лежать и наблюдала как незнакомка («Сколько ей? 23?») вихрем кружится по палате и напевает какую-то песенку собственного сочинения:

На последнем слове она поклонилась, будто ожидая аплодисментов и, кажется, услышала их где-то у себя в голове. Она радостно опустила свое худенькое тело на край ее кровати. Люси внимательно рассматривала ее лицо, с которого не сходила хитрая улыбка. Девочка жонглировала воображаемыми мячами и подпевала себе что-то под нос.

– Постой, – сказала Люси, внимательнее всматриваясь в голубые глаза, – я тебя знаю!

– Конечно, – радостно ответила та, – меня все знают. Я популярная личность в широких кругах.

– Да нет же… Я имею в виду, что видела тебя. Ты была внизу?

– Все были внизу.

– Сегодня! В щелке… Это ведь ты смотрела на меня?

– Запомнила по глазам? – девушка почтительно сняла воображаемую шляпу. – Круто! Только Армагеддону не говори. Пусть это будет нашим маленьким секретом. А то узнает – голова с плеч! – крикнула она, подражая Червонной Королеве.

– О ком ты?

– Ну, Армагеддон! Такой низкий и противный. Он тебя вел.

– Боб?

– Для внешнего мира может быть и Боб, а для нас Армагеддон. Ты уж запомни. Клички не просто так даются, – она заговорщицки подмигнула. – Я Китти! А ты Люси?

– Откуда знаешь?

– Сложно не запомнить. Тебя как Армагеддон с кабинета тащил, так ты по всему коридору выкрикивала свое имя.

– Ну да… – смутилась Люси, потирая ладонь. – Это моя палата?