– Куда, прешь, – кривится передо мной загорелый парень в майке.

Это от парня пахнет дивными далями и хорошенькими девушками. Только вблизи к запаху подмешиваются отдушки парфюма.

– Извини, – и я бреду дальше, растерянно волоча по асфальту поникшие крылья.

Вот так. Мы живем в ненастоящем мире. Вместо пения птиц нас будит чириканье телефона, а девушками пахнет от мужчин.

– Эти совсем обнаглели, да Марат?

Я оборачиваюсь и вижу Серегу, менеджера из фирмы, поставляющей запчасти для троллейбусов. Их офис на том же этаже, что и наша редакция.

– Людям уже через дорогу перейти нельзя, чтобы с «этими» не столкнуться, – ухмыляется он.

Серега хороший парень, мой ровесник. Мы с ним курим на лестнице, а по пятничным вечерам уходим в загул по барам. Но сейчас я растерян. Я не понимаю, шутит он или нет. Нас опять начинает обтекать, заглатывая, змея толпы. Я посылаю подальше Серегу и бегу на работу.

2.

– Марат, тебя Сергей Антонович…

Это Люся, белокурая девочка с лучезарными глазами и ангельской улыбкой, секретарь главного редактора Пыряева.

– Сейчас буду, детка! – я бросаю трубку и потягиваюсь, качаясь на стуле.

Удивительно – только что мое настроение было скверным и пакостным и вмиг, от хриплого, будто простуженного голоса Люсеньки преобразилось. Будто сама она пришла, и позвала, и поманила меня. А глаза ее, словно солнце ясное, осветили этот унылый кабинет, обогрели и обожгли меня. И растопили в моем сердце злобу на несовершенство мира. И стал он обустроен, чист и идеален. А может и не осветили, а облучили и отравили меня эти глаза, будто радиоактивный яд? Всего-то звонок, а какие расшевелились чувства!

– Марат, тебя там шеф, – передразнил я Люсеньку.

С этой девушкой у меня беда. Втемяшилась она мне в голову крепко и оттого все мои страдания.

Если откровенно, через голову-то и терплю я в жизни все неудобства. Ибо что в нее попало – поминай как звали. Другое дело, что полезное или, как говорят на моей малой родине, «путное» попадает туда редко, проникая окольными путями, через дырки и лазейки, кусты и заросли. Оцарапываясь и раздирая на заднице штаны. А попав, в таком неприглядном виде и остается навеки, ничем почти не отличаясь от угнездившейся косматой дури. Дурь же лезет туда "по зеленой", в распахнутые ворота, ломится на ошалелых тройках с бубенцами, как по накатанному тракту купцы на ярмарку. Что втемяшивается мне в голову, сидит там крепко! Это подметили еще в детстве. Родители называли меня поперёшным, все остальные – балбесом.

Войдя в пору, когда женщинами начинаешь интересоваться не только на «срамных» картинках, я обнаружил, что подобный типаж у сладострастниц в чести. И быстро приспособился оборачивать это себе на пользу. В наших хлебородных и хлебосольных краях я пользовался успехом. И умел поставить дело так, что отовсюду я выходил без потерь. Как с гуся вода. Влюблял, покорял, отходил на ранее подготовленные позиции. А вот с Люсенькой у меня вышел облом.

Марат Галеев влюбился. И уперся, как говорят в книгах, в глухую стену непонимания. Впервые ему отказали в возможности подарить объекту обожания свой богатый внутренний мир. И вот я с горечью привожу этот факт, но долго печалиться я не привык. Тем более, что со времен детских игр в «Царь-гору», верю в отсутствие неприступных крепостей.Вот и сейчас, заходя в приемную, я готов к штурму:

– Здравствуй Люсенька, – начинаю я. – Ты все еще полагаешь, что принцы хоть на коне, хоть без, могут выглядеть не так, как я? Это заблуждение. Я совершенство формы и содержания. Так сказать объективная реальность, которую ты никак не хочешь познать в ощущениях.