– Что случилось?

– Моя мать такой мудак!

Эмма покачала головой, съезжая с Брэнтли-серкл:

– Это гендерное оскорбление. Женщины не могут быть мудаками.

– Ладно, тогда сука.

– А это сексизм.

– Каким образом? Я женщина! Она моя мать.

– Да, но ты интернализировала токсичную социальную норму, что если женщина ведет себя смело и напористо, то ее называют сукой. И таким образом патриархат…

– Эмма!

Она была лучшей и самой понимающей подругой Хлои, но за шесть месяцев, что Эмма провела в Твиттере, она выработала привычку переводить любой разговор в сферу социокультурной критики.

– Мы можем просто поговорить о том, почему я злюсь?

– Ладно! Прости. Расскажи, что случилось. Но сначала сделай глубокий очищающий вдох.

Хлоя наполнила легкие воздухом, а затем резко его выпустила.

– Это, кстати, помогло, – признала она.

– Видишь? Так, говори, в чем дело.

Начиная рассказ, Хлоя расстегнула карман рюкзака и достала протеиновый батончик, который взяла вместо завтрака.

– Ты знаешь эти дополнительные эссе в Дартмуте, которые такие «Расскажите о случае в вашей жизни, где вы продемонстрировали стойкость»? И я хотела написать о том, как я вдруг забыла, как выполнять удар слева…

Эмма кивнула:

– Ты переволновалась.

Эмма не играла в теннис, но зато была форвардом в университетской баскетбольной команде, так что могла понять проблему Хлои на спортивно-психологическом уровне.

– Так вот, чем больше я старалась это исправить, тем хуже мне становилось. Я ходила к двум тренерам, к психологу, пыталась визуализировать…

– Но ты справилась. Верно?

– Я думала, что справилась. Неделю где-то. А вчера оно снова вернулось! Прямо посреди зачета!

– О боже! Почему ты раньше мне не сказала?

– Мне не хотелось об этом думать. – Хлоя зажмурилась и сглотнула. – По фигу. Лидия выиграла, обе пары тоже, так что мы все еще участвуем в турнире. Но я не только запорола игру – я запорола и эссе тоже! Потому что оно должно было быть о том, какая у меня была странная проблема и как я работала над ней и все исправила…

– Потому что у тебя есть упорство! Те, кто читает эти эссе, такое обожают.

– Ага, только нет у меня упорства. Потому что я не могу выполнить этот чертов удар слева!

– Ну, может… может, это другое упорство…

– Я об этом думала, – кивнула Хлоя, жуя батончик. – Типа, эмоциональная зрелость. Так что вчера я переписала все а-ля «иногда ты пашешь и пашешь, но этого все равно недостаточно, но самое главное, что ты сделал лучшее, что мог…».

– Нужно уметь принимать исход событий. Потому что ты действительно сделала лучшее, что могла. Правда! Сосредоточься на приложенных усилиях. Это круто.

– Ну! Я ложилась спать и думала: может, так эссе стало лучше? Более настоящим, что ли…

– Звучит впечатляюще.

– А пока я спала, мама зашла в Гугл Док и разнесла меня в пух и прах. Не только эссе – меня как человека.

– Не может быть!

– Может. Пишет такая: «Ты звучишь как долбаный лузер».

– О боже!

– Ладно, она не писала «долбаный». Но типа: «Ты лузер и должна выкинуть это эссе в помойку и написать о математике».

– Господи, Френчи… Мне так жаль. Это ужасно.

– Все гораздо хуже. – Голос Хлои задрожал. – Сегодня утром я спускаюсь завтракать, а она мне: «Почему ты такая дерганая?»

– Серьезно?! Это после всего, что она написала?

– Угу. Я ей говорю: «Ты назвала меня лузером!» А она такая: «Нет, не называла».

– Что-о-о-о-о? Она тебя газлайтит, что ли?

– Получается! Самое смешное – она такая: «Ты меня не так поняла!» А я ей: «Прочитай, что ты написала!» Как будто она строчила это по пьяни и не помнит.

Эмма рассмеялась, не веря своим ушам:

– Ничего себе! Твоя мама напилась в понедельник вечером? Надо что-то с этим делать.