Егору снился пустой осенний лес. Ему снилось, как голые деревья остервенело качает злой пронизывающий ветер, срывая с ветвей последние одинокие листики. На фоне низких грозовых туч, несущихся вдаль, тонкие прозрачные ветки похожи на чьи-то беспомощные руки. Словно кто-то машет ему в безнадежной мольбе о помощи, не в силах докричаться или сдвинуться с места. Но слов не слышно. Не слышно ни звука. Всё вокруг поглотило стылое безмолвие, припорошившее крупинками снега редкие клочки зелени былого лета. Одинокие колючие снежинки бьют прямо в лицо, оставляя после себя большие прозрачные капли, так похожие на слезы. Хотя нет – у слез всегда есть вкус, который хранит надежду, боль, воспоминания. В этих каплях нет ничего. Они холодные и безразличные, как сама поздняя осень, убившая хмурой пеленой последнюю надежду потерянного тепла.
Ему кажется, что среди тонких стволов берез он видит одинокую стройную фигурку. Он рвется туда, к ней, чтобы сберечь ее, спасти, заслонить собой от жуткого в своей неотвратимости ледяного облака, которое опускается сверху, но не может сдвинуться с места – скованное стужей тело не слушается его.
– Ну, слава богу, очнулся! – донесся до него словно сквозь вязкий туман взволнованный голос.
Прохладная ладонь коснулась лба, разгоняя зыбкие видения. Егор открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Светлану.
– Что случилось? – непонимающе спросил он, краем глаза скользнув по настенным часам. – Сколько сейчас времени?
Светлана оторвалась от изучения его физиономии и тоже глянула на часы:
– Шесть часов вечера.
– Шесть?! Ты ушла в два часа? Значит – я четыре часа тут валяюсь уже?!
– Так получается.
Егор огляделся: он лежал на кровати, заботливо укрытый одеялом, одежды на нем не было. Но, он отчетливо помнил, что до этого он был в трико и майке…
– А ты давно вернулась?
– Примерно час назад.
– И?
– Ты валялся на полу и сладко посапывал. Разбудить я тебя не смогла и уложила на кровать, а ты так и не проснулся.
– А как ты меня тащила туда? Я же тяжелый? – изумился Егор, деликатно не заостряя внимание на исчезнувшей одежде.
– Ты плохо знаешь женщин, – улыбнулась Светлана. – Если нужно, то мы много чего можем натворить.
– Тут не поспоришь – натворить вы можете!
– Ну, ты посмотри на него: бледный как стенка, дышит через раз – а уже язвит!
– Ага, я такой – радостно согласился Егор и попытался привстать.
Получилось неплохо: голова почти не кружилась, а руки-ноги были вполне послушны.
– Ну и как ты объяснишь свое поведение? – «грозно» вопрошала Светлана, уперев руки в боки.
– Просто резко встал и отключился.
– Просто? А чего вскочил-то?
– Показалось, что кто-то смотрит на меня в окно.
– В окно? Это на пятом-то этаже? Да, повредил ты себе голову, это точно!
– Согласен – глюки имеют место быть,.. наверное.
– Ладно, это все лирика. Пора вас кормить, больной. Я же обещала твоим родителям, что буду о тебе заботиться.
– Вот-вот! Обещала – выполняй! – довольно согласился Егор и снова забрался под одеяло.
Светлана демонстративно вздохнула и ушла на кухню. Егор повалялся еще несколько минут, прислушиваясь к позвякиванию посуды, и неспеша начал одеваться.
Звонок в дверь раздался в тот самый момент, когда Егор, несмотря на недовольное ворчание желудка, среагировавшего на густой запах жареной картошки с мясом, подкрался к Светлане сзади и, обняв ее, начал целовать в шею. Они синхронно вздрогнули от неожиданности, и он нехотя пошел открывать.
– А это снова я! Не помешал? – радостно оповестил их Саня, вваливаясь в прихожую. – И не один!
Егор недоуменно оглядел пустое пространство позади него и бросил вопросительный взгляд на друга.