Изгородь оказалась с подвохом: под изящно скрученной лозой таились изгибы колючей проволоки. Новенькие джинсы Пукеля возмущенно трещали, оставляя на железных шипах фрагменты драгоценного фирмового денима.

– Ну и местечко: с виду настоящий рай, а стоит копнуть поглубже… – всхлипывал потерпевший, исследуя область материального и физического ущерба. – Может, майор специально заболел, чтобы не впутываться в здешние заморочки. Да что я говорю!

Ярослав ругнулся и направился к виднеющейся за яблоневыми кронами избушке – месту своей недельной дислокации.

Нет, конечно, последнее заявление продиктовано исключительно болью и досадой. Еще бы – новенькие джинсы превратились в «секонд-хенд», загар из солярия (а что? он добросовестно готовился к высадке в курортную зону!) – в отвратительные царапины, а романтическое приключение с хорошенькой дочерью местного богатея – в бдения на задрипанном хуторе в компании с бабой Клавой. А так…

А так Ярослав Пукель уважал Робкого Константина Алексеевича всеми фибрами, как принято говорить. И имел на то веские доводы. Наслышано было отделение, куда перевели майора, об его служебных подвигах. И успело глубоко эти слухи прорефлексировать. Ярослав гордился партнером. Еще бы – боевой офицер, бывший спецназовец. Два года в боевых действиях, три ордена, внеочередное звание, потом понижение. Как и полагается нормальному менту. За одного битого двух небитых дают – давно не требующий доказательств постулат.

Сам Ярик пока пороху не нюхал. После универа направили нянчиться с малолетками. В соответствии с недюжинными, как успели обрадовать, способностями. Три года горшки выносил и бился рыбой об лед. Чтобы доказать, что место его в серьезной службе. Доказать не смог, но подсуетился во время реорганизации управления. Подкатился к полковнику: так, мол, и так, мечтаю ловить настоящих преступников. Жизни и здоровья не пожалею, только возьмите!

И хотя пылкий юношеский монолог сильно напоминал сатирические выпады одной известной юмористки, полковник Коварный к просьбе Пукеля отнесся серьезно. То ли поверил, то ли оценил, то ли деваться было некуда. Сам лейтенант предпочитал склоняться ко второму варианту, но допускал и первый, стараясь забыть о существовании последнего.

Впрочем, не слишком кручинился – с полковником детей ему не крестить. А место себе он правдами или неправдами выбил. И как! Первое задание – считай, убийство! И такой бонус – он будет расследовать его без майора. Однако, как своевременны порой шальные пули!

– Да, и на старуху бывает проруха, – бормотал лейтенант, минуя заросли крапивы у забора. – Здрасте! Я это не вам!

Он смущенно поклонился выглядывающей из-за очередного плетня хозяйке.

– Я те покажу проруху! – затрясла та березовой клюкой. – Мало не покажется.

– Да это я своего начальника вспомнил, чес слово! – затараторил Ярослав, понимая, что баба Клава на постой обидчика не примет. Не в чистом поле ж ночевать! – Я сейчас вам все объясню, где у вас тут калитка?

– Я те сама щас все объясню! Ишь, повадились! То один, то другой… Оруть, что оглашенныя, руками машуть, паразиты! Совесть потеряли…

При всем своем возмущении бабулька не преминула указать направление к калитке и сама заковыляла в ту же сторону.

– Может, повернуть назад, пока не поздно? – пыхтел Ярослав, неуверенной рысью направляясь в сторону входа в старухины владения. – Объясню патрону ситуацию, не человек он, что ли? Какая ж это хозяйка – чистой воды ведьма! Да ей сто лет в обед! Представляю, что в избушке творится! А поесть? Да она, кроме поганок, и готовить ничего не умеет…