– Николай! Прекрати паясничать!
Скрипучий женский голос заставил ее вздрогнуть. И переключиться на объект чьего-то негодования. И заинтересоваться: объект был так себе – серединка на половинку. Лысоват, пузоват, но в целом практически свободен. В том смысле, что негодующая дама имела к нему отношение косвенное. А именно являлась барменшей при исполнении. Зато сам Николай оказался самым настоящим клиентом заведения, явившимся на званый вечер абсолютно автономно.
Последнее, как выяснилось минут за десять до боя курантов, заключалось в личном авто престижной марки и отсутствии спутницы. Временном, к счастью. Люська своего не упустила.
Машкин оранж оказался кстати – хорошо подогретому «Абсолютом» Николаю уже не бросались в глаза ни рискованные декольте, ни тщательно прорисованные губы, ни туго обтянутые атласом тела присутствующих красавиц.
– О, апельсинчик! Иди ко мне, мы из тебя коктейльчик сделаем!
Люська сказочной Сивкой-Буркой явилась не запылилась в сей же судьбоносный момент. Инициировала брудершафт, потом еще один. И уже на выходе, так и не дождавшись выступления Президента, шепнула Анне-Мари по телефону:
– Будь на связи.
Отчалила в шикарном, по ее меркам, джипе, помолившись в звездное новогоднее небо:
– Ну, мамуля, хоть бы не сорвалось!
Уже потом, несколькими неделями позже, она не уставала креститься. Чтобы так сразу и повезло! А она-то, дура, чуть не погубила то, ради чего пустилась во все тяжкие.
– Свят-свят-свят, – повторяла она бабушкину приговорку, – да ведь сто раз обидеть мог и наизнанку вывернуть! На рожон ведь лезла, идиотка! Да еще на какой!
Но то ли мама у Люськи была святая, то ли Бог сжалился над бестолковой девчонкой, но план ее удался по всем позициям. И по ночной, которой она больше всего боялась (дурочка – она и в Африке дурочка – нашла чего бояться), и по утренней. И по перспективной.
Ночью Николай ее не тронул. Хоть и собирался. Кажется. Ну да, точно собирался: музыку включил, бутылку из прикольного буфета вытянул. В душ направился. Не дошел: рухнул прямо на ковер перед камином (все как в лучших домах!). И отрубился.
Люська перекрестилась, не зная, радоваться или огорчаться. Хлебнула для храбрости из заветной бутылочки. Разделась. И прилегла рядом, соображая, как бы это выставить их совместную ночевку в выгодном свете. Так и не придумала ничего путного, уснула – смесь всевозможных горячительных и ей нелегко далась.
Утром проснулась раньше кавалера. Отзвонилась подруге, приняла подходящую позу и встретила пробуждение партнера в полной боевой готовности:
– Ты ведь меня теперь не бросишь, Коля? Мама узнает, убьет. А брат…
Влетевшая в квартиру (дверь Люська отперла заранее, как и планировалось) Анна-Мари усугубила ситуацию:
– Люсьен! А мы тебя всю ночь ищем! Отец в панике, брат я ярости! Что теперь будет, не представляю!
Николай не подвел. Так Люська превратилась в Люсьен, обрела сестру. А заодно гипотетических родственников (тут же благополучно укативших за кордон). Их вмешательства не потребовалось: Николай, как порядочный джентльмен, настоял на переезде своей несовершеннолетней (как тут же и выяснилось) любовницы (Анна-Мари постаралась до статуса дожать) в свои апартаменты. На время.
– До выяснения обстоятельств.
А дальше… Дальше все было делом техники. Под чутким руководством опытной в такого рода делах подруги Люсьен сумела не только отодвинуть то самое выяснение на неопределенный срок, но и окольцевать голубка. Милая, нежная, восторженно ловящая мудрые слова и мысли возлюбленного, не испорченная цивилизацией… В списке ее новых достоинств значилось три десятка пунктов.