– Конечно, – лейтенант соорудил из губ некое подобие вулкана, выражая протест против засилья старших офицеров, – кому-то все, а кому-то – баба Клава.

– Не грузись, – хмыкнул старший офицер, – я при исполнении. И обязан беречь нравственные устои. Тебя ж на мякине любая курица проведет.

– Можно подумать… – позволил себе не согласиться лейтенант.

– А чего тут думать? Мадам Люси – та еще акула, моментом в фарш превратит, не дай тебе Бог испытать это приятное чувство. А первая попавшаяся на твоем пути девица, милая и наивная на первый же взгляд, вполне может оказаться подозреваемой номер один: живет на окраине, ни с кем из поселковых дружеских связей не поддерживает. Одно слово – вещь в себе. Два, вернее. Но суть не меняется: с такой нужно ухо востро держать.

– Потому-то вы сразу к ней и нагрянули, – глубокомысленно отметил лейтенант, оставаясь на своей волне. – И на постой напрашивались. Так, на всякий случай. Чтобы подозреваемую потенциальную на глазах держать.

– Кхм, – чем-то поперхнулся майор (теперь уже Пукель хмыкнул в ответ – понятно, чем, не ожидал начальник отпора), – можно и так сказать. Однако сам видел, сумела девчонка улизнуть. Оборотистая нынче молодежь пошла.

– Предприимчивая, – важно кивнул Ярослав, обобщая характеристики. – Да, мы такие.

Майор вздохнул о своем и перешел к делу:

– Давай подобьем дебет с кредитом. Что мы имеем?

– Несколько дней назад в поселке обнаружили пропажу человека, – продемонстрировал осведомленность Пукель. – Собесский Франц Ипполитович, тридцати девяти лет от роду, разведен. Постоянных занятий не имеет. Дом, приличная усадьба в два этажа с большим садом и теннисным кортом перешли к нему в наследство от отца, известного деятеля культуры.

Пропавший жил на случайные заработки – поденничал по соседям, ваял нелепости какие-то, писал акварельки на заказ…

– Шантажировал близких по мелочам, – добавил Робкий, – вел нездоровый образ жизни. Случалось, уходил на неделю в запой. По непроверенным данным, баловался наркотиками, когда деньги были. В общем, не вписывался в общую радужную картину. Совсем не вписывался.

– И увлечение у этого Собесского странное, – продолжил лейтенант. – Вы в мастерской были?

– Нет, на вечер оставил. Ты имеешь в виду металлолом в стиле «техно»? Чем бы дите не тешилось, все лучше, чем наркотики.

– Хороши потешки – трехметровые чудища. Я как увидел, обомлел. Это ж сколько времени нужно, чтобы соорудить такого монстрика? А на участке таких штук семь, если не больше. Из-за каждого, почитай, куста выглядывают – б-р-р…

– Непризнанный гений. Но нам его заморочки до лампочки. Найти бы. Хотя бы тело. А то странная получается картина – соседи волнуются, мужик куда-то подевался. И главное – наказ сверху: чтобы ничего наружу не просочилось. До выяснения обстоятельств. Не дай Бог, проспится этот Собесский на стороне, явится, как ни в чем не бывало, а тут шухер великий. Полковнику шухера не простят.

– И нам тоже.

– Вот именно. А посему для начала мы должны аккуратненько все изучить и потянуть время. Денька три, не больше – вдруг вернется. А тогда уже и пыль поднимать. Усек, лейтенант?

– Усек. Но чует мое сердце: допрыгался мужик. Дошантажировался. Тут людишки собрались серьезные, за такими не один скелет в шкафу значится. Ну и надоело кому-то идиоту отстегивать. Замочили паразита, как и положено – естественный отбор, привет, товарищу Дарвину!

– Ладно, философ. Дуй-ка к бабенции своей на постой. Прощупай бабку на предмет двухместного номера, что-то мне с Люсьен один на один оставаться боязно. А потом прошерсти переулок, что от деревни к реке ведет. Может, видели чего местные. Или слышали. А я по виллам пройдусь. Знакомиться пора.