Положив на борта повозок взведённые орудия, арбалетчики дали залп. Десятки острых болтов со свистом прошили воздух, впиваясь в спины кавалеристов. Некоторые из снарядов попали в лошадей, замертво рухнувших на всём скаку. Гвардейцы, которым посчастливилось остаться невредимыми после залпа арбалетчиков, осознав суть произошедшего, развернули свою атаку и понеслись в сторону телег. Нельзя было дать арбалетчикам перезарядиться. Однако укрывшиеся за повозками враги вовсе не собирались стрелять. Они дождались приближения конницы и встретили остатки некогда грозной силы частоколом копий…

Крики, стоны, ржание лошадей и лязганье оружия наводнили поле бойни. Алекс пришёл в себя с тупой болью, разливающейся по всему телу. Во рту был сгусток крови. Дышать было тяжело, и при каждом его вдохе раздавался мерзкий клокочущий свист. Он не сразу понял, что произошло. Его скосило первым же залпом, и, свалившись с коня, он ударился головой и отключился. Сейчас, придя в сознание посреди этой трагической действительности, он отказывался верить, что это происходит наяву. Простая карательная операция обернулась таким оглушительным провалом, что звон от него давил на уши. Алексу хотелось сдохнуть. Прямо здесь и сейчас провалиться от этого позора. Он представил лицо отца, строгое, невозмутимое, с немым укором склонившееся над ним и не сводящее с него разочарованного взгляда.

– Папа… Прости… – прошептал в полубреду Алекс. – Прости меня, папа, – снова прошептал он и, закашлявшись, провалился в беспамятство.

Когда звуки непродолжительного сражения затихли, Алекс снова пришёл в себя. Где-то совсем рядом раздался знакомый смех. Офицер почувствовал, как что-то сдёрнуло его с места. Приподняв окровавленное лицо, он увидел горбатое существо – то самое, что пряталось за домом в деревне. Желтоглазый уродец с удивительной лёгкостью волочил его к запряжённой лошадьми повозке. Отряд был полностью разбит. Всё было кончено…

Когда солнце стало крениться к закату, Бёртвин опустился в плетёное кресло и посмотрел на постреливающие в камине поленья. Взгляд его был тяжёлым и подавленным. В дверь постучали.

– Войдите! – не отрывая немигающего взгляда от огня, тягостно сказал он. Дверь отворилась, и на пороге показался гонец.

– Господин. Вернулась ещё одна лошадь. Снова без всадника, – опустив голову, произнёс юноша.

Бёртвин поднялся и, пихнув ногой кресло, направился к двери. Отстранившись, гонец пропустил генерала и затворил за ним дверь.

Выйдя во двор, Бёртвин растёр ладонями бледное лицо и двинулся к воротам, где конюхи уже снимали седло с вернувшегося жеребца. Растолкав столпившихся зевак, генерал приблизился к лошади и дрожащей ладонью провёл по её шёлковой гриве. Это был конь его сына. Когда-то он сам подарил его Алексу. Бёртвин с каменным выражением лица поднял свой единственный глаз к небу, где над замком, оглушительно каркая, кружила чёрная стая ворон.

– Лекаря!!! – раздался голос отпирающего ворота стражника. – Лекаря скорее!!!

Бёртвин стремглав зашагал навстречу воротам. Выйдя к дороге, ведущей из замка, он увидел коня и нескольких солдат, освобождавших из стремени висящего вниз головой всадника. Подойдя ближе, Бёртвин осмотрел раненого. На голове кавалериста был помятый металлический шлем, съехавший на лицо и туго застёгнутый на шее, от чего всадник, задыхаясь, хрипел. Лицо несчастного было залито кровью, и лишь заострённые, скрученные усы выдали в нём хорошо знакомого генералу офицера. Это был Марк.

– Что вы уставились, болваны! Живо тащите его в лазарет! – прикрикнул на солдат Бёртвин. Растолкав скопившуюся толпу, генерал направился к замку. Его уже ждали.