«Ты ведь, вроде, любишь вечера».
«Какие, эти самые другие города?»
«Друзья, те больше сведущи и знающи, видать… Насильно не поедешь ведь в другие города».

Инверсии в стихах А. Якушевой радуют своей весёлой дерзостью:

«Прошёл меня любимый мимо»
«Но очень важно другу вслед мне каждый знать момент»
«Давай в луну пальнем, чтоб не светила там, не надо где!»

Рифмы у Якушевой всегда свежи и неожиданны:

«размеренно – не верю я»,

«влажные – однажды мне»

Встречаются внутренние рифмы:

«Понимаешь, ночь немая»,

«не могу я разобраться в Братске»,

«я каменею, почти поверив».

Вот необычная рифмовка:

«Суждено, наверно, только помнить незнакомых тех моих знакомых, не сумею обойти пешком их и бегом не обегу».

А вот прелестный ассонанс:

«Этот город – как теперь живёт он, в белый снег до самых крыш замотан? Так привыкла я к его заботам…».

А вот рифма-эхо:

«Прозрачная роща смолкла, прозрачная роща застыла. Едва зеленеют ёлки, березы позолотило. Дождик косит – осень».

И слова новые изобретаются, очень точные и пронзительные:

«Будь ежеминутно, ежечасно, ежедневно, ежевечно – будь!»

И опять – поэтическая вольность: ветер – «северен».

А вот совершеннейшая поэтическая «крамола».

Чтобы уложиться в ритм, А. Якушева просто сократила слово: «Там сорентируюсь я на зарю. Сотни вершин просто так покорю…».

Вот такое поэтическое озорство, лукавое подтрунивание над слишком серьёзным слушателем-читателем.

В стихах А. Якушевой запечатлелась вечная тоска по близким людям, избравшим себе бродяжьи профессии корреспондентов, геологов, археологов:

«Привыкла я за столько лет к тому, что каждый день шагает где-то по земле один корреспондент… Вернется только лишь едва – и вновь дорогам в плен… Он всё же, видно, больше ваш, чем мой корреспондент».

«Становятся помехою другие города, опять друзья разъехались неведомо куда».

«Друг далёк. Даже сто дорог до него идти – невозможно мало».

Как молитва, как заклинание звучат слова, полные тревоги и любви:

«Будь, прошу тебя, в простом и сложном, будь, прошу тебя – и в этом суть, будь, прошу тебя, покуда сможешь, а когда не сможешь – тоже будь!»

По силе выражения чувств это напоминает «Жди меня» К. Симонова. Но не набатом, требовательным и оглушительным, звучит этот призыв любящей души. В нём нежность, и самоотречение.

«Я слышу за окном уставший снег и узнаю в вещах твои привычки. И кожей чую – утро настаёт, в нем бьётся ветер, северен и нежен. Ты был иль не был? Бедствие моё… Ты был иль не был? Жил ты или нежил?..»

Ада Якушева умела ждать. Ожидание – частая тема её песен.

«И жить теперь уж не смогу я без того, чтоб ждать».

«А я жду. Беда – не беда. А я жду. Мне трудно не ждать. Ветер вьюжит и желтыми листьями кружит. А я жду. Ты нужен мне».

Уже нет Ю. Визбора, нет М. Кусургашева. Но ей есть кого ждать: рядом дети и внуки. Она счастливый человек. В декабре 2004 г. прямо под барельефом Ленина в девятой аудитории был развёрнут транспарант со словами Ады Якушевой «Песня начиналась здесь» (узнав об этом, Ада Адамовна улыбнулась тихой своей, лукаво-грустной улыбкой: «Потом не припишут эти слова Ленину?»). И зазвучали аккорды видавшего виды рояля, на котором кто только не играл – от Богдасаровой до Кима. Раздались позывные 50-х – 60-х: «Слушай! На время время позабудь…» И вся наполненная до отказа «девятка» дружно подхватила исторические слова:

«Песня начиналась здесь!»…

Редактором и консультантом всех книг Ады Якушевой был Максим Кусургашев. Редактором взыскательным, объективным и тактичным. И немного соавтором. Как-то органично вошли в эти книги его умные, взвешенные комментарии, в которых сквозь спокойную неторопливость сквозит мягкая улыбка. Даже в последней их совместной книге – переписке Ады Якушевой и Юрия Визбора – присутствует Максим Кусургашев.