К тому времени, когда он закончил свои рассказы, я был слишком сонлив, чтобы продолжать разговор, поэтому я выбрал хорошее место рядом со старым бревном, где было много сухих листьев для подстилки, и улегся спать – хотя и на некотором расстоянии от остальных. Некоторое время я спал, но когда почувствовал рядом со мной что-то теплое, сразу же проснулся, и представьте себе, как я был удивлен, когда заметил, что я полностью покрыт листьями, – и в тот же момент я почувствовал руку Шарпа.

– Вставай, малыш, – сказал он, – опасность рядом.

В одну секунду я был на ногах, с винтовкой в руке, готовый к любой неприятности.

– Индейцы? – спросил я.

– Глянь туда, – сказал он, указывая на медленно двигавшуюся среди деревьев темную массу.

Я мгновенно вскинул свою винтовку, но Шарп положил мне руку на плечо и сказал шепотом:

– Стоп, парень, индейцы вокруг, не стреляй.

В этот момент животное развернулось и сделало несколько шагов по направлению к нам, подняв для шага, но, не опустив свое лапы, оно остановилось, и посмотрело на нас взглядом, в котором в единое целое слились ужас и изумление. Шарп еще крепче сжал мое плечо и прошептал:

– Смотри ему прямо в глаза, малыш.

Инстинктивно я сделал так, как мне было приказано, не дрогнув ни единым мускулом, но просто глядя прямо в эти два огромных и сверкающих глаза. Так мы стояли, возможно, секунд двадцать, затем зверь, мягко поставив лапу на землю, сделал по направлению к нам еще около полудюжины шагов, а потом на мгновение присел на свои задние лапы – его хвост изящно покачивался то в одну, то в другую сторону. Он смотрел на нас, таким образом, возможно, еще около пяти секунд, затем повернулся и снова вернулся в лес, иногда оглядываясь назад, а удалившись от нас на довольно значительное расстояние от нас, испустил вопль – такой громкий и пронзительный, словно крик напуганной женщины, – с той только разницей, что он был значительно громче обычного человеческого голоса. Это была большая пума – после того, когда она ушла, Старый Шарп ослабил хватку своей руки на моем плече и медленно проговорил:

– Я думаю, битва с этим хищником доставила бы нам немало неприятностей. Возьми свое одеяло, малыш и пошли туда, где мы можем видеть своих лошадей, тут опасно – повсюду индейцы. Я еще немного посижу, а разбуди еще кого-нибудь – на тот случай, если ты заснешь – на посту должно быть два человека.

Я, однако, отказался будить больного товарища – приятного компаньона и хорошего солдата, – он был слишком слаб, чтобы нести всю тяжесть столь нелегкой службы. Затем я сказал Шарпу, что я готов остаться с ним до утра, и с того момента, до самого рассвета более ничего не произошло такого, чтобы нарушить покой нашего лагеря.

Утром, наскоро позавтракав, мы сели на своих лошадей и снова вышли на тропу, не забывая зорко присматривать за индейцами. Спустя полчаса после восхода солнца мы заметили вдали, у реки, слабый дым, но явно не в том направлении, в котором мы следовали. Оставив тропу, мы двинулись прямо к дыму, но войдя в лес, мы увидели, что из земли повскакивали десять или двенадцать индейцев, каждый с винтовкой – а потом все они спрятались в кустах. Выбить их оттуда можно было только приблизившись к ним вплотную, но мы продолжали стрелять до тех пор, пока мы не оказались в двухстах ярдах от них – и тогда в ответ из кустов мы получили очень неплохой залп. Мы хотели как можно быстрее окружить их, но в течение всего этого времени, гарцующие на своих лошадях дикари непрерывно стреляли в нас – я почти уверен, что мы напали на них слишком рано, и посему никак не могли изменить это положение.