Игнатов провёл ночь на передовой. Он лучше других знал местность и должен был переправить Колю Чернова через линию фронта, к Петровичу. Это был один из намеченных вариантов на тот случай, когда вдруг умолкнет рация. Положение оказалось гораздо тяжелее, чем предполагалось: рация вообще не вышла на связь в указанное время.

Майор нервничал почти не скрываясь. Ведь это он порекомендовал Анну, сам с ней разговаривал, открыл ей пароль. Игнатову очень не хотелось думать, что Анна их подвела, но если она молчит почти две недели, значит, что-то произошло.

Он больше не успел повидаться с ней. На следующий день после встречи на кладбище узнал о своей замене и готовился передать все подробности операции загадочному Зигфриду, как только тот появится. А пока разбирал бумаги перед дислокацией, которая намечалась через двое суток.

Но, как говорится, пути господни неисповедимы, тем более – во время войны. Неожиданно поступило сообщение, что немцы десантом заняли краевой центр и направили моторизованные силы на юг. Для передислокации у них оставались уже не дни, а считанные часы.

Майора снова вызвал генерал.

– Срочно берите наш «газик», поезжайте в лес, к Эоловой арфе, – сказал он Игнатову без всяких предисловий. – Там увидите человека в брезентовой куртке с капюшоном и плетёной корзиной. Это тот, кто нам нужен. Пароль: «А маслята здесь встречаются?» Ответ: «Хороший грибник находит то, что хочет». Отвезёте его к Петровичу, а по пути кратко объясните задачи. И немедленно назад. Через сорок минут мы все отходим в Кабардино-Балкарию. Вы поняли? В вашем распоряжении чуть больше получаса!

– Есть! – ответил Игнатов и тотчас вышел.

«Зигфрид! – мелькнула у него догадка. – Наконец-то! Но что я успею сказать ему за несколько минут?» Пожалуй, это самое верное сейчас – связать Зигфрида с Петровичем, указать надёжную явку. Каморка Петровича значилась после мастерской Морозова как явка номер два. Она располагалась в сторожке между кладбищем и лесом, который примыкал к ней почти вплотную. От крайних городских домов её заслоняла церковь. Из леса сюда можно пройти незаметно для посторонних глаз.

Из каморки узкая дверь вела в глухую кладовку, о которой никто, кроме Петровича, не знал. Он сам ею давно не пользовался, заставив дверь платяным шкафом. Когда потребовалось найти вторую конспиративную квартиру, Игнатов обратился за помощью к Петровичу, а тот и показал кладовку, где вполне могли уместиться узкая койка, тумбочка и табурет. Подпилили доски задней стенки у шкафа. Отодвинув стариковское хламьё и раздвинув доски, надо было только толкнуть дверь – и ты в кладовке. В этом лежбище можно при случае отсидеться.

Петровичу Валентин доверял безгранично. Его отец воевал вместе с Петровичем в гражданскую. Они были связаны фронтовой дружбой, крепче которой, наверное, и не бывает. В бою Петровичу пробило ногу осколком гранаты, и теперь он довольно заметно хромал. Семьи у него не было, и он из госпиталя приехал к другу. Но долго «гостевать» не захотел, устроился сторожем в лесхоз, а потом и смотрителем на кладбище, переселился в сторожку, где и доживал жизнь бобылём.

У Игнатовых бывал частенько. Да и Валентин нередко забегал к нему в сторожку, пока учился в школе. Потом уехал в институт, работал в другом городе и вернулся на родину уже после смерти отца, получив сюда направление в самом начале войны. Отыскал Петровича, вместе погоревали об отце и друге. Когда готовил операцию, спросил старика, может ли он ему чем-то помочь. Петрович сам вызвался быть связным, потому что такой старик, да ещё калека, ни у кого подозрений не вызовет. А уж повадки немцев он ещё с первой мировой знает. В общем, на Петровича можно было положиться, как на самого себя.