– Стало быть, есть там и хорошие гостиницы? – спросил Николай Иванович.

– О, как на Вин! Как на Вена.

– Скажите, где бы нам остановиться?

– Гран-готель, готель де Пари. Кронпринц готель – гостильница престолонаследника, – перевел брюнет и прибавил: – Добра гостильница, добры кельнеры, добро вино, добра еда. Добро ясти будете.

– А по-русски в гостиницах говорят? – поинтересовалась Глафира Семеновна.

– Швабы… Швабски келнеры, собарицы[10] – србки… Но вы, мадам, будете все понимать. Вино чермно[11], вино бело, кафа[12], овечье мясо… чаша пива. По-србски и по-русски – все одно, – рассказывал брюнет.

– Ну так вот, мы завтра, как приедем, так, значит, в гостинице престолонаследника остановимся, – сказал жене Николай Иванович. – Что нам разные готель де Пари! Французские-то гостиницы мы уж знаем, а лучше нам остановиться в настоящей славянской гостинице. В котором часу завтра мы в Белграде будем? – спросил он брюнета.

– Как завтра? Ми приедем в Београд сей день у вечера на десять с половина часы, – отвечал брюнет.

– Да что вы, мосье! Неужели сегодня вечером? – радостно воскликнула Глафира Семеновна. – А как же нам сказали, что завтра поутру? Николай Иваныч! что ж ты мне наврал?

– Не знаю, матушка, не знаю, – смешался супруг. – Я в трех разных местах трех железнодорожных чертей спрашивал, и все мне отвечали, что «морген», то есть завтра.

– Может быть, они тебе «гут морген» говорили, то есть здоровались с тобой, а ты понял в превратном смысле.

– Да ведь один раз я даже при тебе спрашивал того самого кондуктора, который от нас с гульденом сбежал. Ты сама слышала.

– Ну, так это он нас нарочно надул, чтоб испугать ночлегом в вагоне и взять гульден за невпускание к нам в купе посторонних. Вы, монсье, наверное знаете, что мы сегодня вечером в Белград приедем, а не завтра? – спросила Глафира Семеновна брюнета.

– Господи! Аз до дому еду и телеграфил.

– Боже мой, как я рада, что мы сегодня приедем в Белград и нам не придется ночевать в вагоне, проезжая по здешней местности! – радовалась Глафира Семеновна. – Ужасно страшный народ здешние венгерские цыгане. Знаете, мосье, мы с мужем в итальянских горах проезжали, видали даже настоящих тамошних бандитов, но эти цыгане еще страшнее тех.

Брюнет слушал Глафиру Семеновну, кивал ей даже в знак своего согласия, но из речи ее ничего не понял.

– На Везувий в Неаполе взбирались мы. Уж какие рожи нас тогда окружали – и все-таки не было так страшно, как здесь! Ведь оттого-то я к вам и бросилась спасаться, когда мы в туннель въехали, – продолжала Глафира Семеновна. – Мой муж хороший человек, но в решительную минуту он трус и теряется. Вот потому-то я к вам под защиту и бросилась. И вы меня простите. Это было невольно, инстинктивно. Вы меня поняли, монсье?

Брюнет опять кивнул и, хотя все-таки ничего не понял, но, думая, что речь идет все еще о том, когда поезд прибудет в Белград, заговорил:

– Теперь будет статион Карловцы и Фрушка-гора на Дунай-река… А дальше статион град Индия и град Земун – Землин по-русски.

– Всего три станции? Как скоро! – удивилась Глафира Семеновна.

– В Землин будет немецка митница[13], а в Београд – србска митница. Пасс есть у господина? Спросят пасс, – отнесся брюнет к Николаю Ивановичу.

– Вы насчет паспорта? Есть, есть… Как же быть русскому без паспорта? Нас и из России не выпустили бы, – отвечала за мужа Глафира Семеновна.

Брюнет продолжал рассказывать:

– Земун – семо, потом Дунай-река и мост, овамо – Београд србски… Опять паспорт.

– Стало быть, и у вас насчет паспортов-то туго? – подмигнул Николай Иванович.

– Есть. Мы свободне держава, но у нас везде паспорт.