Коридорный стал доказывать, что «трен железницы»[86] идет в «Цариград» только в час дня и «экселенц» всегда успеет пообедать.

– Нет-нет, мы хотим уехать даже раньше часу. Нам нужно встретиться до часу кое с кем на следующей от Софии станции… Я забыл, как эта станция называется. Так вот, нет ли какого-нибудь поезда пораньше, хоть и не до Царьграда?

– Есте. Имам, экселенц… До Беловы… – отвечал коридорный.

– Вот-вот… До Белова нам и надо, – подхватил Николай Иванович. – Когда идет этот поезд?

Оказалось, что до Беловы есть местный поезд в 11 часов утра. Николай Иванович оживился.

– Вот и отлично! Вот на этом поезде мы и поедем, – заговорил он. – Пожалуйста, поскорей приготовьте нам счет и экипаж. Поскорей только! Мы уедем на железную дорогу в десять, даже в девять часов. Чем скорее, тем лучше. Так, пожалуйста, поскорей. Бакшиш вам будет хороший.

Коридорный поклонился и исчез.

– С кем это ты там разговариваешь? – послышался из другой комнаты заспанный голос Глафиры Семеновны.

– А! Проснулась! Вставай, милая, скорей! – воскликнул Николай Иванович. – В девять часов мы уезжаем. Есть ранний поезд до какой-то Беловы, черт ее дери! Вот в эту Белову мы и поедем. Ведь нам, в сущности, все равно, куда бы ни ехать, только уехать, а это по дороге в Константинополь. О Господи, Господи! Пронеси только мимо этого прокурора! – вздохнул он.

Было уже семь часов. Глафира Семеновна стала вставать. Началось надевание чулок, юбки. Затем последовало умыванье. Умывался и Николай Иванович и ворчал на жену.

– Просто удивляюсь я на тебя! Как можно до этой поры спать, если над нами стряслась такая беда, – говорил он. – Я уж давно встал. У меня и чай готов. Ты это что? Капот надеваешь? Нет, уж ты прямо дорожное платье надевай. Я и экипаж заказал. Мы как напьемся чаю, так сейчас и поедем на станцию.

– Хорошо, хорошо. Только ведь прокурор нас может и на станции захватить, – отвечала она. – Там даже хуже… Ведь он может нам сделать скандал при публике.

– Что ты меня пугаешь, что ты меня пугаешь, милая! – закричал муж и схватился в отчаянии за волосы. – Ах, кругом вода! – вздохнул он и, подумав, прибавил: – Впрочем, будь что будет, а все-таки мы уедем на станцию как можно раньше.

Через четверть часа супруги сидели в «приемной» и пили остывший чай.

– Хоть бы поесть что-нибудь… в дорогу, – сказала Глафира Семеновна.

– Какая тут еда, милая! Только бы удрать поскорее. Там, на станции, чего-нибудь поедим, – проговорил Николай Иванович. – И удивляюсь я, как ты можешь при такой тревоге еще есть хотеть! Впрочем, ведь вот булки поданы. Кушай. О, только бы все это благополучно пронеслось – большую свечку я поставлю! – вздыхал он.

Раздался стук в дверь. Николай Иванович вздрогнул.

– Святители! Уж не прокурор ли? – прошептал он.

Но это был слуга. Он принес счет гостиницы и сообщил, что в девять часов экипаж будет у подъезда. Николай Иванович заплатил ему по счету и дал пять левов на чай. Коридорный чуть не до земли поклонился ему.

– Слушайте… – наставительно сказал ему Николай Иванович. – После нашего отъезда, если кто будет спрашивать про нас, всем говорите, что мы не в Царьград, а в Вену уехали. Поняли?

– Разбирам, господине экселенц, – снова поклонился коридорный и удалился.

– Ну, Глафира Семеновна! Все ли у тебя уложено? Будь наготове. Господи, как бы поскорее удрать! – прошептал Николай Иванович и в нетерпении зашагал из угла в угол по комнате, нервно затягиваясь папироской.

Так прошло с полчаса. Но вот опять стук в дверь.

– Кто там? – закричал Николай Иванович.

За дверью по-болгарски разговаривали два голоса. Наконец в комнату заглянул коридорный и доложил: