Водитель продолжал оставаться на месте, даже не удосужившись выйти, потому мне пришлось самому сделать первые шаги в сторону нашего любезного рандеву. Чуть прихрамывая, я подошёл к передней двери и максимально вежливо постучался в закрытое окно. Лёгкая тонировка скрывала его лицо, зато из-за неё прекрасно было видно моё отражение – раскрасневшееся от гнева и подскочившего адреналина, сильно помятое и сбитое с толку.

– Я жутко извиняюсь, что помешал вашей поездке. Простой вопрос: мне с другом на какой свет можно переходить эту дорогу? Сука, он будет когда-то ещё зеленее??? – ох, как я отвёл душу, крича во весь голос, чтобы даже через закрытое стекло была доступна эта мысль.

– Выходи давай! Сейчас буду тебе морду рихтовать!

Вместо ответа медленно опустилось заднее стекло и оттуда послышался тонкий детский голос:

– Прошу вас, не надо бить папу! – два больших голубых и жутко испуганных глаза смотрели прямо на меня из-под светловолосой чёлки.

В этот момент меня словно обдали водой из пожарного брандспойта… Боль всего тела сжалась в точку и ушла на второй план, освободив место для других чувств. Почему-то мне стало стыдно за своё поведение, хотя, учитывая некоторые обстоятельства, оно было вполне адекватным. Это меня сбила полуторатонная машина на пешеходной зебре на разрешающий сигнал светофора! Тогда почему мне так стрёмно сейчас и хочется скорее отсюда убраться?

– Макс… Пошли домой. Что-то я очень устал сегодня, – я сделал пару глотков воды из бутылки, протянутой неравнодушным прохожим, и поплёл в сторону нашей съёмной квартиры.

* * * * *

В объятьях ночи, звезды сиянье.

Признаться хочется, очарование…

Путь млечный, гоню по встречной,

Навстречу ветру, свету, звёздам и планетам.

В тот май эта мелодия доносилась буквально из каждого утюга, а теперь она лилась изо рта идущего рядом со мной друга. Первые несколько прослушиваний она мне даже нравилась, пока наконец-то не произошло музыкальное обжорство и пресыщение.

– Ты чего такой хмурый? Всё ещё переживаешь из-за дневного происшествия? – Макс насвистывал одни и те же простые ноты, прерываясь лишь на короткие фразы в мою сторону.

Духота большого города растворилась вместе с наклонившемся к линии заката солнцем. Идти до пункта назначения было немало, но с напарником расстояние кратно сокращалось, по крайней мере по внутренним ощущениям.

– Я сегодня с Ядовитым на смене…Он даже меня напрягает своим буйным поведением, не то что наших гостей, – я посмотрел на ссадину на руке, которая уже хорошенько подзатянулась.

В будние дни в нашем “Голливуде” находилось довольно мало клиентов, потому было достаточно двух-трёх специалистов охранного дела. Почти всем парням, с которыми я работал за эти несколько месяцев, было до двадцати пяти лет. Единственным, кто выделялся на общем фоне в плане возраста, был Коля по прозвищу Ядовитый. Не знаю точно сколько ему, но слышал от других, что у него уже есть довольно взрослый сын и что дважды он был разведён. Небольшого роста, жилистый и скуластый, как каратист из кинофильма, загорелый обладатель маленьких, глубоко посаженных чёрных глаз, уже ждал меня у входа в ночной клуб.

– Ладно, я пошёл дальше, прогуляюсь по центру. Признаться честно, у меня мурашки от одного вида этого типа, – Макс пожал мне руку и направился перпендикулярно от нежелательной для себя встречи.

– Здарова! – две золотых фирменных фиксы на верхней челюсти блеснули при этой хищной улыбке.

Коля сделал несколько шагов наперерез моему курсу и протянул мозолистую ладонь для мужественного приветствия. Я инстинктивно пожал её гораздо крепче, чем только что на прощание своему другу. С этой секунды начинается моя другая жизнь – ночная половина, проплаченное время до раннего утра, когда нужно быть круче и сильнее. Или хотя бы уверенно изображать на людях это внутреннее состояние до наступления рассвета.