– Наталка! Мы же теперь больше не потеряемся?! Мы же можем видеться по-соседски да по дружбе? Часто! Вон моя деревенька Сельца внизу, и отсюда даже видна! Смотри – вон там, где лесистая полоска дугу пляшет вдоль русла ручья нашего, да на запад, в сторону речки Кошты поворачивает. Я хочу тебе все наше хозяйство показать, маслодельню свою особо, овины, машины, да еще с мамкой, братом Колей и пятью моими сеструхами познакомить. Ты знаешь, они тебе понравятся. Люди простые, тихие, но душевные, добрейшие. И ты им наверняка понравишься, ты такая боевая вся. Представляю, как мои малые девки за тобой виться станут. Когда тебя здесь отпустят к нам? Я повозку пришлю да велю пирогов напечь с картохою, а еще капустник обязательно спечем да ягодники брусничные сестры смастерят. Ты же приедешь к нам скоро погостить?
– Тут у нас, Ваня, за околицей сосна приметная растет, не обманешься – приходи сегодня вечером, вот и сговоримся. По дружбе ли, али по-соседски…
Не прошло и месяца после той встречи Ивана с Наталкой, за который они, почитай, каждый вечер встречались у приметной сосны, прогуливаясь светлыми поздними вечерами по окрестностям поместья. В выходные девушка уже трижды добиралась и до Селец. Приняли ее там и родные, и односельчане приветливо, многие даже с подчеркнутым пиететом, с каким следует относиться к невесте своего работодателя и, возможно, к будущей на то хозяйке дела.
Наталка в первую же вечернюю встречу их свидания «с сосной» с невиданной даже для нее самой храбростью страстно прервала оцепенение своего парубка крепким поцелуем в губы, после чего осмелел и Иван, приводя их отношения в такие, какие были приняты на гуляниях деревенских пар, надеющихся после уговоров родителей на благословение и скорую помолвку.
Правда, разговоров о свадьбе меж ними еще не было, но были признания в симпатии и верности в любви, были некие абстрактные совместные мечтания вслух о том, что хорошо бы, если в семье родится много дитяток… А еще было бы славно, если бы некоторые из них потом не только выучились доить коров и возить навоз, но и имели бы склонности к разным ученым наукам, как про то справедливо говорили Ваньке ранее Николай Васильевич Верещагин и Иван Андреевич Милютин. И не только бы им выучиться таким простым наукам, как агрономия, ветеринария или учительское дело, но еще и сложным разным там математикам, а тогда уж с таким багажом знаний поедут те их лучшие дети жить и работать в большие города инженерами, врачами, а может, и профессорами. Вот такие были, казалось бы, несбыточные мечтания у двух осиротевших провинциальных малограмотных, но вполне самостоятельных по жизни двадцатилетних молодых фантазеров.
– Барин наш приехал! Наконец-то! Ну, Прошка, гад, держись – будет с тебя нонче спрос за плутовство хозяйское! – Наталка в этот момент мыла голову старику Ломову, окна и двери от пришедшей недавно знойной жары были распахнуты, и потому радостные возгласы дворни были прекрасно ей слышны. «Что еще за барин такой? Неужто сам Павел вернулся из Европы? Не может быть, они бы на то знали, написал бы он в письме, упредил! Может, управляющий и знал, да не выдал? Действительно, гад тогда паршивый…»
– Что эти дряни там раскудахтались?! – услышала она из-под полотенца скрипучий недовольный голос умытого и гладко выбритого старого хозяина. Наталку вдруг разозлили эти надменные слова, и она крепко прижала своими руками полотенце к лицу барина, словно хотела его тем навсегда заставить замолчать. Старик от такого отпора сразу же заткнулся и решил дождаться конца экзекуции, когда бы он уже смог наораться во все горло.