– Вот значит как, – нарочито медленно и спокойно произнесла она, надеясь, что он не заметит одолевшей её печали. «И почему только всё это меня так задело?». Не понимая, что в такой ситуации стоит говорить в ответ, Софи прикрыла глаза и, глубоко вдохнув, проговорила: – Может быть, я кажусь тебе жестокой, но это не значит, что я бессердечна.

– Тебя вынудили обстоятельства, да и меня тоже. Но ты спасла меня, и ни один раз. Кто бы на твоём месте смог поступить так же? Я раздражаю тебя, и с самого начала ты меня ненавидишь, но это не мешает тебе видеть во мне человека. – От собственного признания, звучавшего из чужих уст, Софи вдруг замерла. В ней мешались презрение и сострадание. Ужасные, понятные им обоим чувства. – Знаешь, почему я осмелился убить ту женщину в лесу? Потому что от этого зависела и моя жизнь. А ты стояла внизу и дожидалась, когда я спрыгну, хотя точно знала, что от меня тебе никакой пользы. Ты даже не уверена, смогу ли я помочь тебе попасть в Центр.

Деми схватился за голову, с силой сжал её и сгорбил спину. Самый страдальческий вид из всех, что Софи доводилось видеть. От собственной неприязни к нему ей тут же стало не по себе. «Возможно, раньше и он заслуживал большего. Хотя бы за то, что может быть искренним. Совсем не таким, как я».

– Мне стыдно, – пробормотал Деми себе под нос. – Очень за себя стыдно.

Он не видел ни Софи, ни того, что она делает, но оставался спокоен так, будто и вовсе перестал её опасаться. После встречи с Разумным им обоим стало предельно ясно, кого действительно стоит опасаться. Не здоровых или тех, чей мозг давно поглотила зараза. Безумные отступили на второй план. Теперь же вся проблема была в собственном безволии. Малодушие стало новым обликом болезни. Чума скрывалась в людских сомнениях.

– Знаешь, а ведь я никогда не был уверен, что хочу возвращаться в Центр, – продолжал шептать Деми. Кали не смела прерывать поток чужой истины, ведь только ради неё и стоило бороться. – Понимаю, они давно хотят меня вернуть, но я точно не приму всех их обратно.

Молчание застыло в воздухе ледяной коркой. Деми говорил о тех загадках, о которых ей не хотелось слышать. «Потому что ответов на них он мне не раскроет. Чем меньше мы знаем друг о друге, тем лучше. Ничего о родных или прошлом. Мы должны говорить только о настоящем».

– Значит, ты уже уходишь? – через какое-то время спросила Софи. Её голос оказался натянут, словно струна, желающая сдавить ей шею. Она боялась сказать лишнего.

– Нет. – После короткого ответа к Софи зачем-то пришло облегчение. – Вот только я давно там не был. Мы даже не знаем, есть ли кроме нас и бандитов кто-то живой. Пускают ли людей внутрь. Но если такой способ и есть, он наверняка известен лишь мне. И я проведу тебя по нему, вот только сам в Центре не останусь. – Деми поднялся, развернулся к Софи и протянул ей руку. – Это новое условие и моё извинение. За то, что каждый раз я действовал лишь в свою пользу. Когда убил, когда сбежал и за сегодня, когда сбежать не мог.

– Ещё один уговор? – она в удивлении вскинула брови, неотрывно глядя на его раскрытую ладонь. «Совсем как в ночь первой встречи. Только в этот раз он сам протянул мне руку».

– Скорее, раскаяние. – Деми нервно заулыбался, прекрасно понимая то, почему она с ним ещё не согласилась. Ему нечего было ей предложить. Ничего, кроме надежды и обещания. – Но можешь называть это так, как захочешь. Имя не имеет никакого значения. В новом мире наконец стало важно значение, а не форма.

– До тебя это дойдёт лишь тогда, когда в больных ты увидишь обычных людей. – Она взяла его руку и с силой её пожала. – Но для этого нужно работать. Теперь сообща.