Подарком была хрупкая, тонкая девушка с копной волос невероятного цвета – ее длинные ресницы были очерчены четко и слегка подрагивали, пока их обладательница находилась в искусственном сне. Яркие аккуратные губы, которые смотрелись по—детски невинно из—за того, что верхняя была слегка больше нижней, мягкая линия подбородка и высокие скулы… Она лежала обнаженной на металлическом столе и ему сказали, что если он не примет положительное решение, то ее придется утилизировать, потому что карезийка не представляет фактической ценности.

До Готт почти отказался, но вдруг сам с удивлением осознал, что сомневается.

«Если ты сомневаешься в своем выборе, значит ты на самом деле уже выбрал» — так, кажется звучит та пословица.

И это действительно было так.

Сразу после, когда прошло наваждение, он подумал, что зря поддался уговорам, что просто согласился под действием момента – ведь благодаря его стратегии только что пал рубеж сопротивления, который объединенная коалиция империи и содружества не могла переступить без малого шесть лет!

Он принимал поздравления; Корифей Мон Атто сказал, что лично расскажет Императору об успехах своего ученика и велел по крайней мере ознакомиться с подарком, сказал, что после такой крупной победы, командующий его ранга просто обязан взять себе трофей на удачу.

Это было тяжело.

Нет, управлять людьми достаточно просто, если они к этому готовы, тем более с талантом До Готта к манипулированию и его тонким чутьем. Но перед ним была запуганная чужеземка, не имеющая ни малейшего понятия о порядках Империи.

Да и он сам был в растерянности, потому что не знал, что хотел получить. Впервые не знал, что делать!

Ее можно было сломать, это было проще всего – использовать по назначению, так делают многие. Но какой бы тогда с нее был прок? Таких девушек он покупал на одну ночь, когда представлялась возможность – не любопытные, покладистые, молчаливые. Во время секса лучше не смотреть на них – пропадает всякое желание, они либо молчат, отстраненно глядя вдаль, либо, что еще хуже, изображают страсть, которой нет… а он ненавидел фальшь больше всего. Она была первой в его списке самых отвратительных вещей.

Став такой, она бы очень быстро перестала его интересовать, но избавиться от цифии не так—то просто, ведь эта «должность» фактически дарит наложницам гражданские права, пусть и временные. Это делается для того, чтобы у неаккуратных господ была возможность официально признать нажитых от цифий детей.

Для того чтобы избавиться от опостылевшей женщины, пришлось бы лично доставить ее в Верховный совет, а затем передать в специальный отдел, который, только убедившись в том, что она не выдала посторонним никаких важных секретов, поставил бы вопрос о ее ликвидации. Верховный совет, разумеется, принял бы положительное решение и отменил бы дарованные ей права, но все это тянулось бы и тянулось, причиняя всем уйму неудобств.

И все же в ней было что—то такое, что заставляло его хотеть большего. Рыжий цвет волос, такой редкий среди людей в наше время? Естественная, не испорченная новомодными улучшениями красота? Беззащитность туземки, обреченной на смерть без его помощи?

Об этом он мог подумать и после. Главным было то, что она была ему интересна и, что уж там, вызывала желание своей хрупкой складной фигурой, редкой гармоничной красотой...

Тогда он решил вести себя с цифией так же, как и с любым другим подчиненным… ну почти. Это сделало ее испуганной и покладистой. Слишком покладистой. Трахая ее в первый раз, он не мог отделаться от мысли, что с тем же успехом мог не разговаривать с ней вовсе, а просто приставить нож к горлу. До тех самых пор, пока она не запустила руки в его волосы и не притянула к себе. Это был важный момент, в одно мгновение он несколько раз изменил свое решение с того чтобы грубо осадить ее, запретив прикасаться к себе, до того, чтобы позволить ей больше.