– Не стоит принимать звериный оскал за дружескую улыбку! – предупредил проходивший мимо ротный.

– Да что вы! Это же дети!

– Сукины дети! – уточнил Моргульцев.

Несколько афганцев в военной форме, но без оружия забрались на первую БМП – показывать дорогу к кишлаку. Селение выбрали, как нарочно, подальше от дороги. Тревожно было забираться в такую даль. Переглядывались офицеры и солдаты – не западня ли?

– Надо было сперва блоки выставить, а потом уж лезть в эту дыру! – бубнил Моргульцев.

В кишлаке рота расползлась, заняв оборонительные позиции. Прижались к дувалам боевые машины пехоты, затаились.

– Они глупостями занимаются, а мы их прикрывай! – негодовал ротный. – Без саперов полезли по проселочной дороге!

Одного Епимахова, не понимавшего пока всей опасности затеи с посещением отдаленного кишлака, не нюхавшего пороха, не знавшего коварности афганцев, воодушевляла ура-пропагандистская акция агитотряда. Охватила лейтеху революционная эйфория. Офицеры агитотряда, и те озабоченно поглядывали на холмы, на мелькавших в толпе афганцев вооруженных людей.

– Это кто с автоматом и четками? – наконец-то забеспокоился Епимахов. – Это не душман?

Нахохлившийся, как воробей, переводчик агитотряда, щуплый узбек, прищурился:

– Ты это слово не употребляй. Это значит враг. А этот, – он кивнул на афганца, – из отряда самообороны.

– А-а…

– Недавно приехал?

– Ага… Николай. – Епимахов протянул переводчику-узбеку руку.

– Тулкун. – Рука у узбека была маленькая, безвольная.

– Слушай, Тулкун, ты не мог бы мне подсказать несколько фраз, а то так хочется что-нибудь сказать афганцам?!

– Какие фразы? – Узбек насторожился, прищурился.

– Ну, например: «Как дела?», «Все ли в порядке?»

– Афганцы обычно говорят: «Джурасти, четурасти?»

Епимахов записал в книжечку. Повторил вслух. Афганец с автоматом, из отряда самообороны, заулыбался.

– Джурасти, четурасти, хер расти до старости, прилетят верталетасти, будет всем …издец! – передразнил прапорщик Пашков.

– Я тебе советую, – сказал узбек, когда Пашков ушел, – выучить несколько сур из Корана.

– Зачем?

– Всегда может пригодиться.

Епимахов записал под диктовку переводчика длинное предложение:

– А что это значит?

– Это значит, что нет бога, кроме Аллаха, и Мохаммад – его пророк. – Переводчик взял Епимахова за руку, понизил голос: – Если вдруг попадешь в плен, повторяй эту фразу, духи тебя не убьют… Извини, мне надо помочь доктору. Потом скажу.

«В плен? – опешил Епимахов. – Я не собираюсь попадать в плен к бандитам! И о пощаде, как этот узбек, просить не стану!..»

Непривычно ощущал себя Шарагин, участвуя в благотворительной акции агитотряда. Сидел он на нагретой солнцем броне, курил, наблюдал за холмами, за бородатыми афганцами с оружием, за действиями агитотряда.

…правильно Моргульцев говорит: «…хороший афганец – мертвый афганец»… в Афгане все кишлачки стремные… с этими бородатыми шутки плохи… отвернешься – нож в спину воткнут за милое дело…

…вот так вот мы и профуфукали Афган! Вместо того чтобы БШУ нанести, они с ними сюсюкаются, думают, что за мешок зерна афганцы в друзей превратятся!..

Как бы не так! Разбежались!..

Воевать привык он против афганцев, а не в гости по кишлакам ездить, с бачами якшаться. А тут:

…доктор Айболит в белом халате их осматривает, умора! хорошо хоть бойца с автоматом рядом поставил охранять, от этих обезьян что угодно можно ожидать, говорят: кишлак поддерживает народную власть, да хер он вам поддерживает!.. просто мужики все в горы ушли или в Пакистане в лагерях мины ставить учатся, что же им еще делать? работы никакой, пахать и сеять разучились! а вернутся мужики – так кишлак вновь духовским станет… дед весь в язвах каких-то к доктору Айболиту протискивается, к столику с лекарствами… у нас таких из больницы не выпускают, в лепрозорий тебя надо отправить, дед, а ты каждый день, конечно же, в поле еще вкалываешь…