Наутро мама нажарила сладких пирожков. Но Миша ел их, почти не чувствуя вкуса. Он ещё раз просматривал учебник. Конечно, он всё знал, но всё же где-то внутри копошился страх.

– Миша, торопись! – сказала мама. – Я у тебя из стола бумаги немного возьму. Пирожков захватишь с собой.

– Ладно! – буркнул Миша и, не допив чая, вылез из-за стола.

Положив завтрак и учебник в сумку, он спустился вниз.

Ах, как хорошо было на улице! Миша шёл, весело поглядывая по сторонам, и совсем не боялся, что какая-нибудь кошка, выскочив из подворотни, перебежит ему дорогу.

Он смеялся над одной маминой знакомой, которая однажды сказала ему об этой нехорошей примете, и даже, словно назло примете, сам заглядывал в подворотни.

Пришёл он в класс к звонку. Ребята волновались. На столах и на подоконниках стояли стеклянные баночки, в которых играло солнце, освещая заспиртованных лягушек и головастиков.

Кроме Марьи Алексеевны в класс вошёл ещё и директор школы. «Начинается!» – кто-то взволнованно вздохнул на последней парте, и в классе сразу стало тихо. Было слышно, как под матовым колпаком на потолке, будто испугавшись наступившей тишины, звонко забилась муха.

Лица у ребят вытянулись, стали серьёзными. Со школьного двора через распахнутые окна доносились весёлые голоса каких-то мальчишек, игравших в лапту.

– Ну, кто первый? – улыбаясь, спросила Марья Алексеевна. – Кто посмелее?

«Подожду пока, – думал Миша. – Может, что полегче достанется».

Смелых оказалось много. Ребята выходили к столу, брали билеты и один за другим – одни бойко, другие медленно – отвечали.

«Жалко, медуза не моя – уж я бы про неё ответил! Черви? Пустяк!» – уже сожалея, что не пошёл отвечать первым, думал Миша, когда кто-нибудь из ребят отвечал на вопросы.

– Миша Вознесенский! – вдруг услыхал он. – Пожалуйте билет!

Заложив палец за палец на счастье, как это делали все ребята, и держа руку за спиной, он подошёл к столу.

«Какой взять? Какой? – быстро соображал он, рассматривая билеты. – Около меня лежит – это, наверно, про муравьёв, – не возьму. А на конце, наверно, про акул – тоже не возьму».

Он взял из середины. Вдруг у него зарябило в глазах. Первый вопрос был нетрудный – об эвглене зелёной, а второй…

«Вляпался!..» – подумал Миша. Второй вопрос был такой: «Речной рак – представитель ракообразных».

Чтобы оттянуть время, Миша долго рисовал на доске рака. Он выводил по памяти каждый его суставчик, и так, словно должен был сдавать свою картину в Третьяковскую галерею.

– Что-то ты, Миша, уж больно долго рисуешь! – сказала Марья Алексеевна. – Отвечай!

Когда Миша говорил об эвглене зелёной, Марья Алексеевна одобрительно кивала головой. Миша готов был рассказывать об эвглене зелёной чуть ли не весь день, только бы не спрашивали у него второго вопроса.

– Ну, а что ты скажешь нам о раках? – перебила его Марья Алексеевна, почувствовав, что Миша что-то уж чересчур расписывает эвглену.

– О раках? – тоскливо переспросил Миша.

Он посмотрел на свою картину. Но там рак был как рак, и все его внутренности прикрывал добротный панцирь, тщательно выписанный.

– Ну… – медленно начал он. – Раки водятся в реках, их под камнями можно ловить. Я вот тоже на даче с мальчишками ловил. Только они больно здорово кусаются передними ногами.

Миша указал на клешни рака.

– А как они называются? – спросила Марья Алексеевна.

– Ноги… – ответил Миша. – А как же ещё?

– Надо знать. Это ногочелюсти. Ими рак поддерживает возле рта пищу. Так, дальше!

– Ну, раки очень вкусные, их варят и едят…

– Это ты говоришь о промышленном значении?

– Ну да. Их на рынке продают.

Ребята засмеялись. И вдруг Миша ободрился. Его словно подхватило и понесло, понесло. Он выкладывал всё, что знал о раках: