Если везущих дешевое железо купцов много, то между ними возникает конкуренция и тогда цена на товар падает. В этом случае польза от рационализации производства достается не одному купцу, а она делится между купцами и потребителями. В нашем примере, когда железо было продано по цене 3 килограмма серебра за тонну, 7 килограммов серебра получает потребитель, что воспринимается им как экономия при покупке, а один килограмм серебра получает купец, что им воспринимается как прибыль на капитал.

Предположим, что наш купец продал одну тонну железа кузнецу, который решил запастись нужным ему материалом. При этой сделке кузнец сэкономил 7 килограммов серебра, поскольку отдал только три килограмма вместо прежних десяти. Чей труд овеществлен в этих 7 килограммах серебра, составивших его экономию? Может показаться, что это труд самого кузнеца, поскольку 7 килограммов драгоценного металла он заработал своим потом, изготовляя и продавая свои изделия. На самом деле в этих килограммах не его труд. Это тоже прибыль, или, скорее, подарок, который он получил благодаря рационализации производства. Ведь если бы он покупал железо у местного производителя, ему пришлось бы отдать 10 килограммов серебра за тонну, куда бы вошли те самые 7 килограммов, что составили его экономию. Тот же самый источник прибыли у купца. Его прибыль – это выраженная в деньгах часть пользы, которую принесла рационализация экономики. При этом активной стороной в этом процессе выступил купец, поскольку именно он был организатором обмена, а пассивной стороной кузнец, так как к этой инициативе он не был причастен.

Тот же самый источник прибыли на капитал в фабричном производстве. Исторически оно было организовано частными предпринимателями для эксплуатации работы машин. Промышленный переворот начался в Великобритании в последней трети XVIII века с текстильного производства, когда был изобретен паровой двигатель Джемса Уатта и ткацкий станок Картрайта. А до этого времени ткань производили только ручным способом. Уже первый механический станок Картрайта под наблюдением одного рабочего вырабатывал столько же ткани, сколько раньше при ручном труде производили 40 ткачей. Еще более значительный эффект произвела изобретенная тогда же прядильная машина. До ее появления работавший в своей мастерской ремесленник прял на веретене всего одну нить. А машина стала прясть 2000 нитей одновременно. То есть, она стала совершать такой же объем работы, какой до её изобретения совершали 2000 прядильщиков.

Отсюда видно, что работа машин была таким же объективным источником богатства, каким в нашем первом примере была богатая железом руда. В промышленном производстве машина и в самом деле произвела настоящий переворот. К примеру, в Великобритании до начала промышленной революции изготовлением тканей занимались 800 000 ткачей, а после внедрения машин их количество снизилось до 500 000. И при этом эти люди стали производить столько же ткани, сколько при прежнем ручном труде для их изготовления понадобилось бы 100 000 000 ткачей. И все благодаря работе машин – таким колоссальным был эффект от их внедрения. Этот громадный прирост богатства сделал Великобританию в XIX веке самой богатой страной в мире.

Имея такой объективный источник богатства, каким была работа машин, владельцу фабрики не нужно было получать прибыль за счет неоплаченного труда рабочего. То есть, платить ему меньше, чем тот бы заработал, оставаясь самостоятельным производителем, работая в своей мастерской столяром, плотником, кузнецом и так далее. В качестве владельца капитала, обладая общей монополией капитала на рынке, хозяин фабрики продавал свой товар выше его стоимости, и вследствие этого получал прибыль. Как и в случае с купцом, она также была частью той выраженной в деньгах пользы, которую принесла рационализация производства.