Эта история имела продолжение. По решению суда оба капитана получили по 15 лет тюрьмы, но просидели только 3 года. Виктор Ткаченко взял фамилию жены Талор и эмигрировал в Израиль, где стал служить капитаном на частных яхтах. В 2003 году во время плавания у берегов Ньюфаундленда он разбил яхту о скалы, погубив в катастрофе судно, пассажиров и самого себя. Такого человека на пушечный выстрел нельзя было допускать к управлению.

На этих двух примерах можно объяснить историю Советского Союза. Пока в нем существовала умная власть, страна быстро шла к тому, чтобы стать ведущей экономикой в мире. А когда ею стали управлять одни бездарности, она пришла к тяжелому кризису. В этом вся суть. Когда речь зашла о создании экономики на основе общественной собственности, следовало уже в теории поставить вопрос, какими мерами можно обеспечить высокое качество управления ею. А не вопрос о механическом освобождении от эксплуатации.

Естественно, возникает вопрос, почему идея коммунизма получила столь широкое распространение в Европе в XIX веке? Почему она была такой популярной? Чтобы это понять, нужно знать в каком положении находились в то время низы.

После того как изобрели машины, в Европе началось интенсивное строительство фабрик. А вместе с ними быстро росли города, в которые из сельских мест в поисках работы переселялись в большом количестве бедняки. А поскольку их было в изобилии, они соглашались на любые условия. Чем владельцы фабрик воспользовались в полной мере. Промышленная революция сказочно обогатила Европу, но практически все ее блага достались одним верхам, тогда как положение рабочих почти не улучшалось, а в некоторых отраслях производства даже ухудшилось.

К примеру, изобретение паровой машины и механического ткацкого станка привело к тому, что в Великобритании на мостовую было выброшено 800 000 высококвалифицированных ткачей. До изобретения машин их труд считали почти искусством и он высоко ценился. А с появлением механического станка искусных ткачей заменили неквалифицированной рабочей силой, в основном женщинами и детьми. Следить за работой машины, скрепляя концы оборванных нитей, могли даже дети. Соответственно заработки рабочих в этой отрасли производства упали.

Когда Маркс писал свой «Капитал», он брал материал о положении рабочего класса в Великобритании из официальных парламентских расследований, из отчетов фабричных инспекторов, из отчетов Комиссии по обследованию условий детского труда, из газетных статей и ряда других источников. Для каждого приведенного в его труде эпизода он указал, откуда им был взят тот или иной факт. Предпринятые английским парламентом расследования показали, что в Великобритании рабочие страдали, прежде всего, от чрезмерной продолжительности труда. Поэтому первые парламентские акты касались именно этого вопроса. Вокруг этой темы в то время шла упорная борьба, и владельцы фабрик, копий и мастерских – то есть, везде, где применялась наемная рабочая сила, выступали за то, чтобы размер заработной платы и продолжительность рабочего дня определялись только условиями рынка, спросом и предложением. А поскольку конкуренция на рабочие места среди бедняков была огромной, владельцы фабрик могли диктовать свои условия и платить им гроши.

Издаваемые парламентом законы об ограничении рабочего дня принимались только после ожесточенного сопротивления со стороны владельцев предприятий. Законодательное ограничение началось с фабричного акта от 1833 года, который распространялся лишь на четыре отрасли производства – на хлопчатобумажные, шерстяные, льняные и шелковые фабрики. Закон объявил, что на этих предприятиях обычный рабочий день должен начинаться в 5,5 часов утра и заканчиваться в 8,5 часов вечера. Таким образом, согласно милосердному, как тогда считали, акту, «нормальный» рабочий день должен был продолжаться 15 часов. Но даже это вызвало у фабрикантов энергичный протест, поскольку этим ограничением, утверждали они, государство залезло в их карманы. Хотя, разумеется, труд оставался чрезмерным и при таком ограничении. По словам современника хорошо знавшего работу в промышленности, «человек, ежедневно наблюдая по 15 часов за однообразным ходом машины, истощается скорее, чем если бы он в течение такого же времени напрягал свою физическую силу. Этот труд наблюдения, который мог бы послужить полезной гимнастикой для ума, если бы он не был слишком продолжителен, на деле разрушает своей чрезмерностью и ум, и тело».