– А что её уговаривать – волоките её к нему силой, а там уже пусть сами отвечают за неё, – строго сказала мать, невзлюбившая дитя своё с рождения. – Иначе кто нам поверит, что она не на стороне нагуляла ребёнка. Мне такого позора ещё не хватало на старости лет. – Даже не каждая мачеха так обращалась бы со своей падчерицей, как она с дочерью родной, которую родила и сама вырастила. Невзлюбила она её – и всё. А за что – может, она и сама не смогла бы ответить. Может быть, за её покорность и доброту, за любовь, что исходила от неё, за то, что покойный муж её, отец её детей, девочку любил больше всех, даже больше сыновей, которых она обожала, ни в чём не отказывая им, потакая во всём, подкармливая тем самым их эгоизм. Ханум не могла спорить с мужем и поэтому всю свою злобу перенесла на дочь, любимицу мужа, возненавидев её с самого детства. Конечно, была и другая причина её злобы к родной дочери. Если беременность на сыновей проходила у неё легко и безболезненно, то с беременностью на Марьям всё было иначе. (Кстати, имя дочери дал отец.) Тяжёлыми были и роды. Марьям не спешила на свет и пребывала в утробе матери уже десятый месяц, когда у Ханум начались схватки. Воды вышли, а у Ханум уже не оставалось сил помогать ребёнку появиться на свет. Даже врачи растерялись и не знали, что делать. Кого спасать: мать или ребёнка? «Пожалуйста, сделайте что-нибудь… Спасите мне их…» – умоляли глаза Юсупа. Оставался единственный выход – кесарево сечение. Каждая минута была дорога. И врач-акушер Айшат Курбановна не теряя времени взялась за операцию. И эта её решимость спасла две жизни – матери и ребёнка. Так и появилась на свет Марьям, весом более четырёх килограммов. Ребёнок рос крепким и здоровым, несмотря на то, что мать лишилась молока и более года пребывала в тяжёлой послеродовой депрессии. На дочь она не то что не хотела – не могла смотреть. Кормили девочку коровьим молоком. И пока мать болела, за скотиной приходилось ухаживать Юсупу с Ахмедом, а Саиду поручили смотреть за Марьям. Вот он и невзлюбил сестру свою с малых лет. Надо же, думал он, наказание какое, другие мальчики играют в футбол, гоняя мяч во дворе с утра до вечера, а он… И мама из-за неё заболела… Если б не она… Придушить бы её… Мыслью «придушить» страдала и мать. А может, и придушили бы, если б только не страх перед отцом. Юсуп души не чаял в малышке, сам её купал, пеленал и даже кормил с бутылочки, когда находил время. Бывало, даже пел колыбельную. Ребёнком радовался первой улыбке дочери и первым её шагам. Ей был годик, когда стала разговаривать, а ходить начала ещё раньше. К шести годам Марьям знала весь алфавит и читала. Всё свободное время Юсуп посвящал дочери, играл с ней, читал ей сказки; может, это и породило в ней тот необычный, в сравнении с сыновьями, интерес к книгам. Но совсем другим было отношение к ней матери. Мать болезненно возненавидела дитя своё, считая её причиной всех своих бед, которые пришлось претерпеть с первых дней, как она зачала её: токсикоз, стресс, варикоз, шрам на животе и глубокая депрессия, от которой временами становилось не по себе даже и теперь. Если при муже она сдерживалась, то в его отсутствие Ханум давала волю своим эмоциям, всячески выплёскивая их на дочь, ругая и гоняя её с угла в угол и даже не задумываясь над смыслом изрекаемых в гневе слов. Какими только словами ни обзывала она её в отсутствие мужа. И однажды дочь, не выдержав, пожаловалась отцу.

– Папа, ты не уходи, пожалуйста, не оставляй меня одну с мамой и с братьями – страшно мне, когда тебя нет. Все меня ругают и пинают, пугают чертями. – Ей тогда было всего семь лет.