Но огонь, пылающий в небесах, стал утихать и, наконец, сложился в слова:

 "Мироздание в этом секторе выполнило недопустимую ошибку и будет закрыто. Все несохранившиеся данные будут утеряны. Всевышний и прочие разработчики просят прощения у тварей за доставленные неудобства".

 А ниже мигающие буквы:

 "До завершения работы Мироздания осталось 3 секунды… 2 секунды… 1 секунда… Game over!"

 И наступила Тьма Небытия.

– Гейм овер… – пробормотал во тьме голос Голоса. – Шутники, тоже мне… Але, Адам? Адамчик?! Вы еще здесь? Бога ради, одна просьбочка от всего отдела. Вы – человек военный. На новом месте и в новом качестве не забывайте об этом. Постарайтесь привить дисциплину своей половине. Хотя бы в том, что касается этих долбанных яблок…

– Ну, где эти ваши оборотни. Показывайте!

 Иван Хельсинг шагнул в хорошо натопленную избу, в ее теплый валеночный дух и прислонил к бревенчатой стене огромный арбалет. Сделал шаг и услышал в ответ ворчливое:

– В обуви куда претесь? Разувайтесь или бахилы там оденьте. В углу лежат.

 Охотник поглядел на грязную кучку бахил и снял тяжелые армейские ботинки.

– Где вы? Прячетесь, что ли? Кто меня вызывал?

– Сейчас, сейчас, оденусь и выйду…

 Послышался скрип, шорох, а потом занавеска на печи отлетела в сторону, и из-за нее выбрался здоровенный мужик в цветастых семейных трусах, с бородой и с серьгой в ухе.

– Я хозяин. Я вызывал. Но что-то не больно вы на охотника похожи. Пацан вы еще…

 Иван Хельсинг уселся на лавку у стола, облокотившись на столешницу, подтянул поближе солонку и, зачерпнув из нее щепотку, отправил в рот – переход из реальности в реальность по неведомым науке причинам нарушал солевой баланс в организме.

– Мне сорок. А молодость – это побочное. Пару лет назад умирал с голоду в одном саду, и съел пару яблочек молодильных. Теперь больше шестнадцати не дают. Доктор сказал, что лет через пять пройдет. Будут давать как минимум двадцать.

– И вы ему верите?

– Я ему десять долларов за консультацию отдал. Не хотите же вы сказать, что зря…

 Хозяин избы натянул брюки, застегнул ремень на голом волосатом пузе и от души расхохотался.

– Ладно, – проговорил он, – почти верю. Вот сейчас оденусь, поедим и перейдем к делу. До ночи еще полчаса, как раз успею ввести вас в курс.

– И в чем ваша проблема?

 Ивана выдернули из постели всего через два дня после битвы с Марладокским Выдрой, и он хотел скорее в нее вернуться. Пока это широкое ложе навсегда не покинула жена, уже не первый год уговаривающая его завязать с оперативной работой.

– Я же отправлял заказ, все подробно описал, – удивился хозяин, – у нас целая куча проблем.

– Бумага есть бумага, – проговорил Иван, заказ прочитавший вскользь, и больше, чем его содержанием, заинтересовавшийся суммой оплаты за выполнение работы.

– Хотелось бы узнать о проблеме из первых рук. Так сказать, лично от пострадавшего. Зовут как?

 Мужик поскреб рыжую, как у Малюты Скуратова, бороду на широком рябом лице и непонимающе уставился на Ивана:

– А-а-а… Меня Моше зовут. Моше Шалашибес.

– Вы еврей?!

– Конечно. У нас еврейская община. Даже реальность Евразией называется.

– Не похожи… – Иван Хельсинг решил больше не развивать национальную тему. Мало ли почему рыжий детина с явно рязанской мордой причислил себя к народу израильскому. Может, с младенчества мечтал об обрезании…

– Дело в том, что нас одолевает нечисть. Просто сладу никакого нет. Вы видели, что в селении творится?

 Иван кивнул. По дороге от поляны прибытия он успел рассмотреть выбитые окна в домах, в щепы разгромленные вывески, пятна крови на тротуарах – явно человеческой и пролитой в немалых количествах. А еще были сломанный колодезный журавль с обрывком веревки на месте куда-то исчезнувшего ведра, выкорчеванные из мостовой булыжники – эти как раз никуда не исчезли, а лежали среди осколков стекла в витринах маленьких магазинчиков. Были развалины домов в центре, некогда крепких, на совесть сложенных из огромных бревен.