Мир наклоняется, и я клонюсь вместе с ним. К горлу поднимается желчь и выплескивается на пол. И это первый звук, что я слышу. Потом вдруг возникают разговоры, ругань, чьи-то шаги.

– … получить… Поппи будет… Нет… останься…

«Останься».

Меня обнимают сильные руки. Я резко содрогаюсь, и они напрягаются. Рядом со мной нечто устойчивое, более прочное, чем сама земля.

– Сарафина, – шепчет какое-то слово знакомый голос. Нет, это не слово. Имя. Мое имя. Не знаю, как я это поняла, но ничто и никогда не звучало более истинным. – Сарафина, – повторяет голос, проникающий глубоко в душу. – Тише. Успокойся.

«Успокойся».

Слово ледяной стужей пробирает до костей. По телу расходится холод, уже знакомый, на этот раз почти желанный.

«Заморозь меня, – хочется мне умолять. – Закуй в лед, в холод, в нечто, способное погасить ужасное пламя, что горит у меня под кожей. Заморозь меня, иначе я могу умереть».

– Сарафина, останься со мной.

У меня не получается. Мир тонет в холодной темноте, и я ускользаю.

Но на этот раз мне не больно.

Восемь

С трудом открыв глаза, я понимаю, что уже рассвело. Я лежу на большой кровати в своих покоях. И вижу перо, торчащее из наволочки возле щеки.

Я пытаюсь сесть, но не получается. Опираюсь на руки, но они подгибаются, не в силах удержать тело. Я даже не могу их выпрямить.

Я ерзаю на кровати, перекатываюсь взад-вперед. Наконец мне удается перевернуться на спину. С губ срывается громкий стон. Такое чувство, будто я переплыла широкий, бурный пролив между Кэптоном и Лэнтоном. Я – словно выброшенный на берег кит, который, с трудом дыша, умоляет о жизни.

«Умолять о жизни».

Ко мне вдруг возвращаются отголоски мучительных стенаний земли, оказавшейся в бедственном положении. Застонав, я зажимаю уши руками. Но бесполезно и пытаться отгородиться от настойчивого шепота, звук рождается где-то внутри меня. Алчущие мольбы пробирают до мозга костей.

– Проснулась, – произносит мужской голос возле кровати.

Я вновь открываю глаза, безвольно опускаю руки на подушку. Сперва кажется, что разум шутит со мной. Я будто вновь оказываюсь дома, в своей кровати. А рядом сидит отец. Он выжимает мокрое полотенце и кладет его мне на лоб. Я моргаю, и видение исчезает. Оставляя лишь воспоминания о заботе, которой больше никогда не будет.

– Кто вы? – хрипло бормочу я.

– Уиллоу[1].

– Подходящее имя. – Он тонкий, словно побег ивы, сплошные руки и ноги. Эльф смотрит на меня тяжелым взглядом, но в его синих глазах таится печаль. – Мне не нужна ваша жалость.

– От нее никуда не деться, нравится вам или нет. – Он отжимает тряпицу в тазу рядом с кроватью и вновь кладет ее мне на лоб.

– У меня жар? – спрашиваю я.

– Можно и так сказать. Точнее, срыв. Король не скажет нам ваше истинное имя, поэтому мы ограничены в средствах. – По тону его голоса я понимаю, что они об этом явно спорили. И решаю, что любого, кто противостоит королю Эльдасу, могу считать другом. – Так что приходится использовать обычные лекарства.

– Например?

– Зелья, мази, снадобья, которые можно изготовить из трав.

– Вы говорите так, будто этого мало. – Я бросаю на него взгляд. И, судя по его реакции, чуть более резкий, чем намеревалась.

– Я не хотел вас обидеть.

– Но обидели. – Я во второй раз пытаюсь приподняться. Уиллоу помогает мне, поддерживает, и я прислоняюсь к массивному резному изголовью кровати. Он кладет мне под спину одну из сотен подушек, чтобы замысловатые узоры на спинке не врезались в позвоночник. – Что вы мне даете?

– Зелье.

– Это и так ясно. – Я закатываю глаза. – Что в нем?

– Настой базилика, имбиря и ягод бузины.

– И вы не используете растение, в честь которого названы? – Я выгибаю брови и откидываюсь назад, пытаясь найти удобное положение. Непросто находиться в моей шкуре. – Кора белой ивы, и даже не стоит добавлять корицу для вкуса. Немного таволги, если есть. – Он не сводит с меня пристального взгляда. – Поверьте, я знаю, о чем говорю. Я изучала травничество в академии. Это моя работа.