Завершающие слова были произнесены без гнева, даже ласково, что понравилось Сильви даже меньше, чем более подобающая ситуации вспышка зависти. Персевалю услышанное тоже не пришлось по душе.
– Ваш роман, сударь, любопытен, хоть и банален, но я, по правде говоря, не вижу, чего бы вы могли ожидать от нас. Полагаю, вы не станете подвергать сомнению законность брака покойного маршала Фонсома с мадемуазель де Нель, как и брака покойного герцога Жана с мадемуазель де Валэн, присутствующей здесь?
– Вовсе нет! Но дело в том, что обещание женитьбы, скрепленное честь по чести подписью, – серьезный документ, который должен быть принят во внимание парламентом в случае, если у госпожи герцогини не окажется наследника мужского пола…
– Сразу видно, что вы приплыли издалека, сударь, – не стерпела Сильви. – У меня есть сын!
– Родившийся, увы, уже после смерти вашего мужа. Как видите, я посвящен в курс дела лучше, чем вам представлялось, госпожа. А раз его отец покинул сей мир до его рождения, то признать его он никак не мог. Следовательно, ваш сын может называть себя герцогом де Фонсомом только потому, что его мать – вы.
Сильви почувствовала, что бледнеет. Персеваль понял, что наслушался достаточно. Не отходя от кресла своей крестницы, он указал пальцем на дверь.
– Уходите! Не знаю, какую цель вы преследуете, неся весь этот вздор, зато знаю точно, что мы уже потеряли с вами достаточно времени. Вон отсюда!
Он уже потянулся к звонку, чтобы вызвать лакея, но Сильви остановила его жестом. Она была удивлена тем, что Персеваль, обычно такой хладнокровный, в этот раз так легко вышел из себя.
– Погодите! Я хотела бы узнать об этом субъекте побольше. Начнем с того, что одно дело – объявить себя обладателем некоего документа, и совсем другое – быть в состоянии его предъявить…
– Если загвоздка только в этом, я рад вам его показать… То есть не сам документ, а его точную копию, поскольку подобную ценность было бы неосмотрительно повсюду носить при себе. Я все подробно скопировал, вплоть до рисунка на зеленой восковой печати.
Сильви мельком глянула на факсимиле и передала его Персевалю.
– Вы называете это точной копией? – проворчал тот. – Откуда мы знаем, что это – не единственное, чем вы располагаете?
– Очень просто: можете оставить ее себе и изучить в мельчайших подробностях, дабы увериться, что это не шутка. Оригинал вы увидите после того, как он окажется у судьи. Впрочем, я ожидаю, что до этого не дойдет…
– Вот именно! – молвила Сильви. – На что вы надеялись, явившись в этот дом? Думали, я скажу: мы крайне удручены тем, что занимаем его вместо вас, и все сделаем так, как пожелает истинный господин герцог? Что я соглашусь предать забвению свою свадьбу в Пале-Рояль, в присутствии короля, королевы и кардинала Мазарини?
Фульжен де Сен-Реми позволил себе дерзкую улыбочку.
– Успокойтесь, герцогиня! У меня и в мыслях не было ничего подобного! Просто я беден, не имею семьи и надеялся ее обрести.
– Здесь, у нас? – воскликнула Сильви, пораженная его самоуверенностью.
– А почему бы и нет? Мы с вашим покойным супругом были сводными братьями. Можете не сомневаться, из меня выйдет прелестный дядюшка для ваших детей.
– Ваши шутки не смешны, молодой человек! – прорычал Персеваль. – Советую вам удалиться как можно быстрее.
– Куда же мне идти? Глядите, у меня не осталось ни гроша. – В подтверждение своих слов он встал и вывернул карманы. – Нищета – плохая советчица. Я истратил на путешествие последнее, что у меня было.
– И решили, что шантаж – подходящий способ пополнить финансы? Что ж, вы просчитались. Можете трясти своей бумажкой перед носом у всего парламента – на нее все равно никто не обратит внимания. Если же вы затеете судебный процесс, то он может растянуться на годы…