– Ты меня звал? – не выдержал Николя, чем сильно напугал собирающегося нарушить свою диету Георгия Александровича.

Его тучная фигура всколыхнулась от неожиданности. Взрослый упитанный мужчина схватился за сердце, нож выпал из его рук прямо на пол. Георгий Александрович громко выдохнул и обернулся к сыну.

– Чего отца пугаешь!

– Ты ж меня звал.

Папа облокотился всем своим телом о кухонный гарнитур.

– Ира, он меня чуть до инфаркта не довёл! – пропел мужчина в коридор.

Та ничего не ответила.

– Я правда видел оленя!

– Чё?

– Ну, в школе. На литре.

– Чё?

– Сергей Михайлович с тобой…

На кухню с корзиной грязного белья вошла Ирина Фёдоровна. Она посмотрела смеющимися глазами на Николя, затем ответила мужу:

– Учитель по литературе хотел меня видеть. А насчет колбасы мы с тобой уже говорили, – кивнула Ирина Фёдоровна на лежащие на кухонной тумбе батон колбасы и буханку хлеба.

– Зачем?

– Коленька устроил дебош сегодня на уроке литературы.

– Какой еще дебош, Николай?

– Я видел оленя! – вскочил с места мальчик.

Сергей Михайлович посмотрел на жену, затем на сына и сказал:

– Ладно. Я сам с ним разберусь.

Ирина Фёдоровна пожала плечами и вышла. Дверь за ней закрылась. Николя поёжился.

– Всё нормально, – внезапно ответил папа.

Николя уставился на отца, будто видел того впервые.

– Что так смотришь на меня? У тебя сейчас переходный возраст. Ты мне, главное, маму не обижай и с шалопаями в дружбу не ввязывайся, – погрозил он пальцем.

Мальчик с непониманием уставился на Георгия Александровича. Тот было уже развернулся к бутерброду, как вспомнил что-то и вернулся к Николя.

– А что за олень там был?

– Олень? – переспросил сын.

– Ну да, – взглянул отец на сына через плечо. – Какого оленя ты видел?

– Да обычного оленя…, – растерялся юноша.

Георгий Александрович тем временем начал нарезать колбасу.

– Мы ведь не просто так носим эту фамилию – Оленевы. Знаешь, откуда она произошла?

Мальчик отрицательно повертел головой.

– Наш с тобой предок, говорят, барских кровей был, – протянул он. – После революции, конечно, мало что уцелело… да и мало кого из бывших землевладельцев новая власть-то щадила. Не говоря уже о титулованных. Короче, – развернулся он к сыну. – Родился у бояр мальчик, не не смогли они его оставить. Отдали его воспитателям, отвели поместье – ну, всё как в те времена было принято…

– Какие времена?

– Век эдак XVIII. Может, XIX.

– А что за бояре?

– Неизвестно. Ходила легенда, мне её ещё твоя бабушка французская рассказывала, что бояре эти в городе были очень влиятельными людьми.

– В каком городе? – не унимался мальчик.

– В Петербурге естественно! Ты вообще чем слушаешь? Ай! – отмахнулся Георгий Александрович, – в общем, слушай: мальчика этого завернули в оленью шкурку и вынесли из дома. Когда выбирали для него фамилию, биологические-то родители свою ему дать не могли, посмотрели на его одеялко и назвали Оленевым. А так как в моде был французский язык, то… до революции его потомки ходили под фамилией Оленéв.

– Странно звучит.

– Сейчас странно, а тогда – самое оно. Я так думаю, её поминутно ещё и коверкали по самое не хочу. Оленевье какое-нибудь. Почему нет?

– Но сейчас-то мы Оленевы. Ударение на о.

– Верно, – кивнул Георгий Александрович, отрезая себе на бутерброд щедрый кусок колбасы. – Но это теперь, после революции 1917 года. После свержения монархии… Ты ведь понимаешь, о чём я? – с сомнением спросил он сына.

В голове Николя пронеслись параграфы из справочка по подготовке в ЕГЭ по истории и он утвердительно кивнул.

– В общем, после прихода ко власти большевиков начались всяческие гонения на так называемых «бывших людей». Дворяне, титулованные, землевладельцы, потом и зажиточных крестьян под одну гребёнку сгребли.