Уваров назначил ему встречу в итальянском кафе на набережной Мойки. В столь ранний для кафе час они были единственными посетителями. Им отвели столик возле широкого окна, выходящего на набережную. От воды доносились голоса гидов, заученно восхищавшихся архитектурой северной Венеции.

Павел Максимович ел сдобренную хорошей порцией масла овсянку, а Заикин – бодрый розовощёкий подтянутый толстячок – уплетал зеленый салат с тунцом и запивал его пузырящейся шипучей минеральной водой из холодильника.

– Не боитесь холестерина, Павел Максимович? – осторожно указав кончиком вилки на растекающееся масло в тарелке Уварова, спросил Заикин.

– Мне поздно чего‐то бояться, – отозвался Уваров, – ты с Лианой договорился?

– Павел Максимович, разве я похож на человека, который что‐то обещает, а потом не делает?

Уваров поднял глаза на собеседника. Насколько он успел узнать Заикина, тот был изворотливым, расчетливым и абсолютно беспринципным. По информации, которая имелась у Уварова, Заикин был связан с маргинальными группами левого крыла протестов, а также считался своим в кругу таких же радикальных, но либеральных интеллектуалов. Вероятно, банкиры делали ставку и на тех, и на других, «не складывая все яйца в одну корзину». Такое увлечение крайностями требовало от их эмиссара редких качеств профессионального провокатора, и тот, похоже, неплохо справлялся, работая тройным агентом. Павел Максимович относился к нему с брезгливостью, но доверился в этом Снегирёву. Тот был убежден, что Заикин им пригодится в игре против прозападных структур. Сам Уваров полагал, и не без основания, что Заикин скорее их самих будет использовать в каком‐нибудь договорняке между банкирами и силовиками. В его логике, считал Уваров, – «жертвовать» партнерами ради прибыли или какого‐то размена. Он их непременно при необходимости сольёт так же, как готов слить силовикам либо левых, либо либеральных радикалов. Понимая это, Уваров держал его поближе к себе, в расчёте, что сможет вовремя перехватить удар.

– Похож, – хмуро улыбнулся Уваров.

Заикин расхохотался, закашлялся и, отдышавшись, доложил:

– Корпус Бенуа. Зал русского авангарда. В четверть двенадцатого.

– Почему авангард? – оторопел Уваров и посмотрел на часы. Они показывали начало одиннадцатого.

– Как вам сказать, – кажется, Заикин смутился, – понимаете, это концептуально!

– Ладно, посмотрим, – отозвался Павел Максимович, отправляя в рот последнюю ложку каши. Общение с креативным классом, усмехнулся он про себя, не проходит даром. Психологическая деформация. Даже у Заикина.

– Я давно говорю, Лиана тот человек, что нам нужен, – горячился Заикин, – энергичная, красивая, идейно близкая, а люди у неё – просто огонь!

– Хорошая характеристика, – равнодушно сказал Уваров, – ручаешься за неё? Головой ручаешься?

Заикин замолчал, понимая, что переборщил. Уваров заметил, что тот стушевался. Он взял в руки чайник и предложил добродушно:

– Чай на крымских травах. Не против? В смысле, крымских. Крым наш?

Этим он окончательно сбил с толку Заикина. Растерянная физиономия собеседника ненадолго развеселила Уварова. Они посидели ещё минут двадцать. После вопроса о крымских травах Заикин стал опасливо поглядывать по сторонам и утратил былую жизнерадостность. Вскоре он распрощался, сказав, что торопится на конференцию «Воля к власти как воля к знанию».

Уваров, сделав серьезное лицо и понизив голос, попросил:

– Передай привет Фуко!

Заикин вытаращил глаза, окончательно смешался и быстрым шагом покинул кафе. Уваров посмотрел на часы и тоже засобирался.

Корпус Бенуа выходит своим фасадом на набережную канала Грибоедова совсем рядом с храмом Воскресения Христова на Крови. Набережная между этими двумя обязательными к просмотру экскурсионными пунктами оккупирована ушлыми лотошникам, которые умудряются в жару продать армейские меховые шапки, теплые тельняшки и майки с изображениями сурового президента или пьяного Шнура. Иностранцы долго и шумно примеряют зимние шапки, по очереди фотографируются и в конце концов перекочевывают к следующей точке, так ничего и не купив и рассуждая о «загадочной русской душе». Соотечественники ограничиваются приобретением сувениров карманного размера, для которых специально приготовлена отдельная сумка. Сумка эта набивается бесполезным сувенирным хламом до самых до краев, и в день отъезда младший в семье с ненавистью тащит её на вокзал.