Справа, сквозь мутную пелену на него глянуло его лицо. На разъехавшихся ножках, в коричневой раме резного дерева светлело зеркало. Черные трещины пронизали паутиной его отражающее покрытие. Выглядело оно мутновато, и, при всем желании, в нем практически невозможно было разглядеть свое лицо в деталях. Так, общий образ. Но рама и тумба под ним выглядели роскошно.

– Как раритетно, – вслух проговорил великан. – Со скидкой на тот образ жизни, какой вел этот антиквариат последнее время. Но вид вполне подходящий.

Резная тумба-комод, ящички с красивыми ручками, резные бока и ножки, резные блямбочки и трюмбочки по бокам, – возможно, все это требовало нового покрытия лаком.

– Отличная штука, – сказал Виктор. – Нужно взять. Если Настька не возьмет, я себе оставлю.

Он аккуратно взялся за бока комода и попытался достать его из сарая. Развернувшись, он немного нагнулся, чтобы видеть, куда наступить. Проем двери не предполагал сохранности ступенек и крыльца. Тут же, под ногами, валялись кирпичи, которые когда-то были столбиками, удерживающими всю конструкцию над землей. Едва перешагнув через россыпь кирпичей, он потерял ношу. Столик рассыпался в его руках, как неумело связанные дрова.

– Вот черт, – Виктор добавил словцо покрепче. – Ничего тут не уцелело. Сплошное гнилье.

Он пнул ногой столешницу. Она перевернулась и, отделившись от ножек, показала нелакированную поверхность изнанки.

– Ладно. Зеркало хоть возьму.

Четыре резных ножки трогательно лежали на жухлой траве, превратившись в обычные дрова.

– Нет, так нельзя. Ну может, отреставрировать, склеить. Я не знаю.

Александр нагнулся и собрал ножки в кучку, потом подобрал столешницу и осторожно приподнял ее. Верх оторвался и занял прежнее положение в траве. В руках у него остались лишь дно и ящики комода.

– А это что такое?

К оборотной стороне столешницы был прикреплен лист бумаги. Вид у него был очень старый. Большие пальцы великана осторожно дотронулись до внезапно возникшего нового артефакта. Бывший боксер побоялся в этот раз взять древность в руки, а лишь прикоснулся кончиками пальцев, слегка ощупывая, и опасаясь, что это нечто тоже рассыплется и исчезнет. Бумага была плотной и желтой. Двумя параллельными планками лист крепился к оборотной поверхности стола.

– Ничего себе. Комод с секретом.

Аккуратно вытянув бумагу, он перевернул ее другой стороной. Перед ним была карта. Все это было явно сделано и нарисовано не вчера. Да и что тут было написано – прочитать было невозможно. Это был какой-то древний текст. Как в старых рукописных книгах. Старославянские буквы причудливо переплетались и шифровали все, что должны были объяснять. Александр вряд ли смог бы прочитать это сам. Да и карта была незнакома. Черная линия, то ли дороги, то ли реки, извивалась и петляла вдоль чуть обозначенных деревушек. Но взгляд мгновенно притягивал только один знак на этой карте. Именно от него Александр не мог отвести глаз. Толстый черный крест, нарисованный совсем рядом с черной линией, был обведен в круг.

– Клад!

Не оглянувшись на рассыпавшийся комод и уставившееся в небо зеркало, он энергично зашагал сквозь заросли бурьяна.

Дима достал ключи. Настя, конечно, была дома, он видел свет в окне кухни. Но звонить в дверь, ждать, когда она откроет, будить, возможно, спящего маленького Игорька и потом слушать упреки жены, ему не хотелось. Он просто повернул ключ в замке и вошел.

Игорешка плакал. Странно, что за дверью он этого не услышал. Настя не вышла ему навстречу. Шум воды был слышен из ванной.

– Она что ж, его одного оставила? И не слышит, что орет.