Сказать ему, что ли, что с тех пор, как я выровняла дыхание минут пять назад и – главное – взяла свой собственный страх под контроль, я не чувствую, что мне требуется какая-то помощь?.. У меня даже ранки на ладони почти затянулись.

– Но сейчас ведь я не лежу, – аккуратно замечаю, глядя в затылок Аниша.

– Скоро будешь.

Э…

– До моего дома… – начинаю, было, как меня перебивают:

– Мы не пойдем до твоего дома. Я не шутил, когда говорил, что твоему организму нужен отдых. То, что я использовал… скоро ты почувствуешь отдачу, – Аниш оборачивается на меня и заглядывает в глаза, – так что нужно поторопиться.

– И куда ты меня ведёшь? – уточняю, слегка напрягаясь от его серьёзности.

– В бордель. Он ближе всего, – вывернув на оживленную улицу, Аниш ведёт меня к зданию с яркой зазывной вывеской.

Бордель?! А почему сразу не лечь прямо на улице?!

Как я это потом вообще объясню?!?!

– Почему мы не сели в карету? – нервно произношу, – Я бы…

– Ты бы не выдержала поездки в карете. Всё, закрой рот и береги силы. Иначе накроет раньше времени, – перебивает меня глава Дома Триведи, а затем заходит внутрь.

– О! Молодой человек… – произносит нараспев женщина лет тридцати, встречая нас внутри, и желает продолжить, но ей не дают и шанса:

– Я Аниш Триведи. И мне нужна свободная комната, – отрезает мой спасатель, после чего женщина бледнеет.

– Проклятый Кли…

– Быстро! – рявкает Аниш.

– Сию минуту! Вот, сюда! Следуйте за мной, пожалуйста! – местная «хостес» на трясущихся ногах ведёт нас в коридор за шторкой.

Боюсь представить, какое впечатление мы производим, как парочка.

Слово «неистовый» теряется на фоне главы Дома Триведи.

Неловко-то как.

Или это не неловкость – то, что я сейчас ощущаю?..

«Хостес» останавливается перед первой же дверью и, развернувшись к нам, натягивает на лицо улыбку:

– Ещё не вечер, и свободных комнат полно! Вам так повезло! Проходите, пожалуйста!

Аниш молча заводит меня внутрь, после чего закрывает дверь на замок – прямо перед лицом мокрой от холодного пота женщины.

– Ложись, – отдаёт короткую команду.

Сердце делает резкий скачок.

– Аша, ложись на кровать, – чуть спокойнее повторяет Аниш.

Ложусь, наплевав на чистоту покрывала. Волнение начинает накатывать волнами. Что он со мной сделал, что сейчас так переживает? А Аниш именно переживает: я это вижу по его поджатым губам.

– Ты что-то повредил мне? – уточняю осторожно.

– Это был единственный способ избавиться от дурной крови, – звучит бесстрастный ответ.

Сосредоточившись на своём теле, пытаюсь найти повреждение.

Не нахожу.

– Аниш…

– Ничего не говори. Я понимаю, что поторопился. Но у тебя был такой испуганный взгляд – а этот приём хоть и болезненный, но действенный…

– Аниш, всё хорошо.

– На теле есть одна точка, которая отвечает за погашение острых реакций организма – во время отравлений или…

– Аниш, – кладу ладонь на его руку, вынуждая остановиться и посмотреть на меня, – всё хорошо. У меня ничего не болит. Я с детства тренирую тело и практикую дыхательную технику, способную справляться с такими ситуациями, как эта. Я испугалась, ты был прав. Но у страха глаза велики; сейчас я чувствую себя нормально.

Молодой человек опускает взгляд на наши руки, а затем переводит его на моё лицо.

– У тебя… не может ничего не болеть, – произносит он сосредоточенным голосом.

Прикусываю щеку изнутри.

Я знала, что это «дыхание жизни», переданное мамой нам с Лилой, как-то влияет на выносливость – но, чтобы настолько…

И ведь я не могу рассказать об этом Анишу! Объяснить, что я отличаюсь… от него… ото всех.

– Но не болит, – совсем тихо отвечаю, ощутив прилив крови к щекам.