– Ты что, Юличка? – несколько растерялся Антон, хотя все время готовил себя к этому моменту. Она казалась ему слишком юной, чтобы признать в ее словах вполне откровенный смысл. Антон по-прежнему придерживал ее за плечи, а девушка, не шелохнувшись и несколько помолчав, заговорила вновь.

– Я ведь сразу поняла, чем это кончится, Антон Янович! – она усмехнулась. – Особенно после того, как решила взять эту цепочку. Она ведь золотая… Ей я и связала себя, стала чем-то обязанной. Золотая цепочка! – зачем-то повторила она.

– Ты сама золотая, а не цепочка! Какой же ты стала взрослой…

– Даже более взрослой, чем ты бы хотел, да? – Юля опять усмехнулась.

– Умная ты моя, милая девочка!.. – Антон одной рукой привлек ее к себе, а вторую осторожно пропустил меж ее коленей. Ощущая тепло ее тела, он почувствовал, как безумный жар наполняет его всего, а рука медленно поднималась вверх от ее коленей. Неожиданно его пальцы споткнулись о резинки, державшие чулки на ее ногах, и сердце тоже, словно споткнулось, чтобы затем сделать свой бешенный толчок. Резко поднявшись со стула, он подхватил Юлю на руки, припав к ее губам, и, оттого вдвойне задыхаясь, понес ее в комнату.

***

На работу Настя Лобова собиралась в крайне дурном настроении. Сидящий на диване муж пытался с ней говорить, но она не вслушивалась в его хриплый голос, ибо считала, что кроме как «дай десятку», он сказать ничего был не в состоянии. А ведь каким ласковым и внимательным представлялся он всего несколько месяцев назад, когда они вечерами встречались. А теперь и деньги на выпивку находит каждый день, хотя зарплату выдавать будут только сегодня вечером. За ней ей и предстояло сейчас ехать в банк, в город, так как их районный находился на ремонте. «Ух, пьяница ненавистный", – с досадой подумала Настя. Вчера поздно вечером притащились они с этим уголовником Димкой и все что-то несвязно бормотали, что она самая богатая женщина в колхозе, и не только в колхозе, а и в самом районе. А вот родному мужу не может, мол, выделить и десятку паршивую.

– Да заткнулся бы ты, алкаш! – в сердцах сказала Настя. – Может, тебе завтра все пятьсот тысяч отдать?!

– А чо, отдай! – ломался Василий. – Сейчас тебе двадцать, а выйдешь – тридцать пять будет. Всего. Самое главное, вовремя вспоминай, что даже сорок лет – бабий век. А в сорок пять – баба ягодка опять.

– Дурак! – огрызнулась Настя.

– А чо дурак? – продолжал куражиться муж. – Дурак он и в Африке дурак.

– И не стыдно?

– Кого, Митьку? Ох-ха-ха! Он свой человек. Вот отдашь нам завтра 500 тысяч! Я – ладно, пьяница, как ты меня обзываешь. Значит все пятнадцать лет, пока ты будешь сидеть, я только и буду знать, как засыпать и опохмеляться. А вот Митька, – Василий качнулся на диване, – он трезвенник. Так что знай: он тебя не забудет, есть кому таскать передачки. За это ты не боись! Ну и на свиданки, пока я буду спать, будет за меня к тебе ездить, чтоб рассчитываться с тобой и натурально, а?

От последней наглости мужа Настя взорвалась. Резко обернувшись, она со всего маху дала оплеуху по пьяной роже. Вместе со стуком захлопываемой за ней двери раздался и грохот в комнате. Муж, увлекая стоявшую рядом табуретку, боком повалился на пол. Над ним захлопотал несколько обескураженный Димка Копылов.

– Ну не сука ли? – пробормотал, сплевывая с губы кровь и поднимаясь с пола, Василий. – Совсем шуток не понимает, зараза! За то и люблю! – Лобов не сердился.

Домой Настя возвратилась только под утро. Ночь она провела у своих родителей, живущих неподалеку.

В банк за деньгами они выехали около девяти утра. Соин выделил для этой цели ГАЗ-53, на котором работал Сережа Краев. Мнение о Сереже сложилось у девушки вполне положительное. Во всяком случае, пьяным она его не видела ни разу. А за эти несчастные месяцы, что она прожила с Лобовым, пьяный или трезвый – эти два критерия стали для нее определяющими в оценке, хороший или плохой человек. Приехали в банк они до открытия. Однако очередь из машин была уже изрядной, и Настя успела сбегать в универмаг, где купила стирального порошка и зубной пасты. Все это лежало и в их магазине, но покупать в городском казалось интересней. У выхода из универмага торговали рыбными беляшами, они были еще теплыми, и Настя взяла их семь штук. «Мне и Сереже. Ему, как мужчине, четыре, мне – три», – рассудительно решила она.