Сергей спокойно взял пустую рюмку и налил новому гостю, пока тот, предварительно убрав нож в карман штанов, усаживался за стол.

– Хрен с ней, с дверью, – сказал Сергей и протянул рюмку гостю, – будем.

– Хех, – ухмыльнулся гость, – ну, с Новым годом… соседи.

Все четверо выпили.

Григорий посмотрел по сторонам. Ему удалось немного расслабиться.

– Давно вы тут? – спросил он.

– Так, со вчера, – ответил Сергей и двое его друзей захихикали. Неестественно, натянуто, но вполне допустимо в компании сильно пьяных людей, – так, а че ты нам дверь то выбил?

– Перепутал, – ответил Гриша, взял бутылку и разлил всем по рюмкам, – думал, к себе иду.

– Тебя что, домой что ли не пускают? – вопрос был естественный, однако все трое участников представления ощутили холодок.

– Ну да, поссорились немного…

– Бывает.

Все выпили. Сергей автоматически разлил спиртное заново. Ему хотелось пить быстрее, чтобы заглушить страх от того, что перед ним сидел потрепанный спиртом алкаш, в белой, заляпанной чем-то майке, а в кармане его штанов нож, которым он уже убил четырех человек. Очень не хотелось, чтобы количество жертв возросло…

Григорий взял рюмку, выпил и с силой опустил на стол.

– Оно ведь, знаете, как бывает? Вы вот, я вижу, еще молодые, у вас все просто… Я, когда со своей расписывался, тоже такой, как вы, был. Даже не заметил, как она в мегеру превратилась… И это ей не так, и то не эдак! – Григорий начинал нервничать. Он взял бутылку, резким движением налил себе в рюмку и снова выпил, не дожидаясь своих новых собутыльников. Друзья делали вид, будто внимают его истории, но каждый из них в этот момент прислушивался к малейшему шороху за дверью, чтобы в нужный момент встать и закричать, «это мы вызывали полицию! Сюда! Он здесь! Он убил несколько человек!», но в коридоре было издевательски тихо.

Маша вдруг подняла рюмку и тоже не спеша выпила.

– Почему она мегера? – вдруг спросила она на удивление остальным, включая Гришу. Он не медлил с ответом. Вероятно, ему приходилось рассказывать эту историю много раз.

– Потому, что пилит меня… с утра до вечера… с утра до вечера. Утром – «вставай, ребенок уже проснулся», вечером – «тихо, ребенок уже спит», днем – «хватит бухать, иди с ребенком погуляй». А я, может быть, не этого хотел! Я жить хотел нормально! Бухать хотел! Как раньше! Раньше мы с ней сядем, откупорим бутылку и пьем, наслаждаемся. Работать я и тогда не работал… так, подработки, но хватало же. А тут видите-ли перестало хватать. Тут видите-ли «обязательства», ее любимое словечко. Она как бухать перестала, изменилась сильно. В стерву превратилась.

– Ну так и ушел бы от нее, – прокомментировала Маша.

– Да куда я уйду? У меня ни кола, ни двора. Я у нее прописан был. А недавно, вон, квартиру продали, мотаемся по общежитиям. Это уже четвертое. Да и люблю я ее, хоть и стерва, так моя же, – закончил Гриша и прервался, налив себе очередную порцию водки.

– Так, может быть, она о ребенке беспокоилась? Может быть, поэтому бухать перестала… может быть, поэтому стервой, как ты выражаешься, была?

Гриша опустил голову, уперевшись лбом в свою руку. Несколько секунд он сидел молча, а затем всхлипнул, заплакал. Продолжая шмыгать носом, сидя с зажмуренными глазами, он плакал, стараясь не издавать звуков. Тем не менее звуки прорывались сквозь сомкнутые губы. В какой-то момент сидящему рядом Диме даже захотелось поддержать его, обнять, погладить по плечам и сказать, «не плач, не расстраивайся, все будет хорошо», однако он помнил, кто сидел в их компании. Это не просто алкоголик, обиженный жизнью. Возможно, еще утром он таковым и являлся: обычным алкашом, который женился на собутыльнице. Они жили в своем алкогольном раю, пили, ругались, дрались, а потом мирились и в полубредовом состоянии у них случалось соитие. А потом собутыльница забеременела, и родился ребенок. Толи материнский инстинкт взял свое, толи молодая алкоголичка прозрела, но в итоге она прекратила пить. А Гриша продолжил.