– Вот как? – его маленькие голубые глаза плясали от волнения, его кошачьи усы шевелились больше, чем когда-либо. – Клянусь голубым человечком! Мы начинаем продвигаться вперед. Теперь, – он тронул синеватые пятна на горле мертвой девушки кончиком изящного отполированного пальца, – эти отметины вам что-нибудь говорят?

Я покачал головой.

– Возможно, синяки от какой-то гарроты[6], – рискнул заметить я. – Они слишком длинны и толсты для отпечатков пальцев. Кроме того, нет синяка от большого пальца.

– Ха-ха! – его смех был безрадостным, как у актера старой школы. – Нет отметины, вы сказали? Мой дорогой сэр, если бы была отметина большого пальца, я должен был бы отправиться в море. Эти знаки являются приметами достоверности истории молодого мсье Метленда. Когда вы были последний раз в le jardin des plantes, – как вы его называете? – в зоологическом саду?

– Зоо? – эхом отозвался я.

– Précisément, зоо, как вы его называете. Вы никогда не замечали, как четверорукие берут вещи? Поверьте, cher collègue, не будет большим преувеличением сказать, что большой палец – это разница между человеком и большинством обезьян. Человек и шимпанзе захватывают предметы пальцами, используя большой палец в качестве опоры. Горилла, орангутанг, гиббон – все глупцы, они не знают, как использовать свои большие пальцы. Теперь посмотрим, – он указал на синяки на шее мертвой девушки. – Эта большая квадратная отметина – знак основания кисти, эти круговые линии – пальцы, и эти раны – отпечатки когтей. Клянусь старым и злющим котом! То, что рассказывал юный Мейтленд – правда. Это была обезьяна, с ней он повстречался в лесу. Обезьяна в вечерней одежде! Что вы об этом думаете?

– Бог знает, – беспомощно ответил я.

– Конечно, – торжественно кивнул он. – Le bon Dieu точно знает, но я, уверен, что тоже узнаю.

Он резко отвернулся от мертвой девушки и осторожно подвинул меня к двери локтем.

– Хватит, хватит, – заявил он. – Вам предстоит еще помогать больному. У меня также есть работа. Если вы отвезете меня в полицейский участок, я буду вам признателен. И, если неудобство не слишком велико, могу ли я остановиться у вас дома, пока работаю над этим делом? Вы согласны? Хорошо. До вечера, au revoir.

Вскоре после восьми часов вечера он пришел ко мне, нагруженный таким количеством пакетов, что можно было заказать грузовик.

– Ну и ну, профессор! – воскликнул я, когда он положил свои свертки на удобное кресло, ухмыльнулся, и подправил вощеные стрелки усов, взметнувшихся вверх, словно миниатюрные рожки. – Вы скупили весь город?

– Почти, – ответил он, упав в кресло, и зажег ужасно вонючую французскую сигаретку. – Я долго говорил с бакалейщиком, аптекарем, хозяином гаража и табачником, и в каждом месте делал покупки. Я сейчас новый житель вашего столь очаровательного города Харрисонвилля, который хочет узнать своих соседей и свой новый дом. Я разговаривал, как болтливая старуха, я изжевал много словесной мякины, но, grâce à Dieu, из нее я состряпал хорошую еду!

Он взглянул на меня с любопытством кошки и спросил:

– У вас среди соседей есть мсье Калмар?

– Да, кажется, здесь есть такой человек, – ответил я, – но я мало знаю о нем.

– Расскажите мне немного о нем, будьте так добры.

– Гм. Он прожил здесь около года и держится очень замкнуто. Насколько я знаю, он ни с кем не дружит и никого не посещает, кроме торговцев. Я знаю, что он какой-то ученый, что он снял старое здание на Эндовер-роуд, чтобы спокойно проводить эксперименты.

– Вот видите, – де Гранден задумчиво постучал по портсигару. – Я столько же сведений собрал из разговоров с торговцами. Теперь скажите мне, если сможете: этот всем-неизвестный-мсье – друг молодого Мэнли, джентльмена, чью огнестрельную рану вы осматривали сегодня утром?