Это ли не доказательство, конопатая, к какому берегу надо грести и куда в конце концов приставать?! Ведь ясно же!

Ясно-то ясно, но как только она вспоминала, с каким неистовством Заривчацкий рычал, будучи утром в ее постели отнюдь не с ней, как сладострастно попискивала, закатывая глазки, эта травмированная куколка, с которой они, кажется, даже нашли общий язык потом, ясность мгновенно улетучивалась, не оставляя следа. Снова наплывал туман, в котором ничего невозможно было разглядеть.

Разве такое можно простить? Забыть? Сделать вид, что не помнишь?

Нет, похоже, приставать к этому берегу пока рановато. Хотя – рано или поздно придется.

Ясно как раз было все с Эдичкой. Он перед ней чист как стеклышко, в порочащих связях замечен не был. Вика незаметно разглядывала его скандинавский профиль, покачиваясь рядом на сиденье. Бывший, кажется, восстановился от всех утренних и дневных потрясений, обрел трезвость рассудка и больше не станет предпринимать радикальных попыток для сближения.

Ну и хорошо, его тоже можно понять…

Оказавшись за рулем своей машины, Вика почувствовала небывалое облегчение. Вот что, оказывается, надо было ей! Она и не догадывалась, что разлука с четырехколесным конем подтачивала незаметно ее силы, выводила из себя.

– Скорее всего, дребезжит цепь, – сделал заключение усатый начальник сервиса, когда она заплатила все по счету. – Некритично, ездить можно.

– Можно-то можно, – возразила автолюбительница, подгоняя кресло под свои – «миниатюрные» – размеры, но я по утрам, пока прогреваю двигатель, бужу всю округу.

– Кто-то громкой музыкой будит, – развел усатый руками, совсем как Могильников полчаса назад, – а вы, стало быть… неповторимым этим шумом. Мы можем заменить цепь, но не факт, что после замены…

– Нет уж, поезжу еще годик, там посмотрим.

Хватит, ей так хорошо за рулем! Свою машину она больше никому не отдаст! Стоило отдать – и на тебе! Куча приключений на голову!

Только выехала на проспект – запиликал сотовый. Запыхавшийся Антон сообщил, что ждет сегодня их с отцом у себя, причем – безлошадных, чтобы скромно отметить рождение сына.

Отказаться было никак нельзя.

Весь следующий день был заполнен суетой до отказа. Только к вечеру, собираясь уходить с работы, Вика вспомнила про Стаса. Несколько секунд смотрела на сотовый, но так и не осмелилась позвонить.

Всякий раз, когда потом собиралась сделать это, перед глазами начинала маячить элегантная ножка с болтавшимися на ней трусиками, в уши влетало постанывание и похотливый кабаний рык.

Надо выждать, протянуть время, – твердила она себе.

Конопатая, уймись! Сотовый у него наверняка конфисковали на время. Так что связь у вас исключительно односторонняя. Он может позвонить, ты – нет. Если хочешь к нему – беги в отделение, тебя пустят!

Она и хотела сбегать, но что-то удерживало. Нужен был веский повод – например, избитая пискуша без сознания. Она безоглядно тогда полетела разбираться. А сейчас что?..

Нет, сейчас она не побежит.

Как назло, Стас не звонил.

Видимо – не хотел.

Ушла вся в заботу о новорожденном внуке, у которого нарастала понемногу желтуха. И мать, и ее малютку перевели в отделение патологии новорожденных. Антон, Эдуард и она – когда порознь, когда вместе – периодически навещали счастливую родильницу.

Как могла, Вика успокаивала сына, твердя, что желтуха новорожденных – часто встречающееся осложнение, с ним сейчас медицина борется вполне успешно, поэтому расстраиваться молодому папаше не следует.

Как-то поинтересовалась у бывшего самочувствием избитой Андрющенко: перевели ее из реанимации или нет.