И вот, иссиня выбритый, похудев и помолодев лицом, похорошевший Облов внезапно нагрянул на кухню. Хозяйка, разомлевшая у раскаленной плиты, ошарашено уставилась на Облова. Видно ее поразило – как изменчив человек, недавний щетинистый проходимец с обветренной мордой, внезапно превратился в моложавого красавчика, с лоснящимся подбородком и франтоватыми усиками.

Удивленно проведя тыльной стороной ладони по взмокшим волосам, утерев бисеринки пота со лба и висков, она вдруг вся встрепенулась, как-то напряглась, сгруппировалась. Облов заприметил, как женщина, прерывисто задышав, расцвела, прямо на глазах раскрылась вся навстречу ему. Всем своим нутром он ощутил призывные толчки ее сердца. Дарья, будучи красоткой, ведала колдовством своих чар, напевно растягивая слова, пригласила к столу.

Она все больше и больше занимала, поглощала воображение Облова. Ее певучий, вкрадчивый голос, будто ударами бича, обжог его уши, и уже казалось, все тело осязает сладость звуков исторгаемых ее чувственным ротиком. Такая томительная сладость, словно с тебя содрали кожу и оголенная плоть, усыпанная мириадами нервных окончаний, неистово реагирует на всякий звук, запах, порыв, жест – любой импульс производимые телом Дарьи.

Он, ни мало не стесняясь ее мужа (своего сослуживца и помощника), голодным волчьим взором пожирал женщину. Она до дрожи в коленях нравились ему, он хотел эту бабу, он уже любил ее как суженую.

Наполнили стаканы, гость настоял, чтобы Дарья налила лафитник и себе. Та ничуть не смутилась. Денис Парамонович было возразил, мол, негоже бабе влезать в мущинскую компанию, но та нагло съязвила мужу, что не видит большой разницы между ним и собой. Мужик взъерепенился, стал, было подыматься из-за стола, с перекошенным от негодования лицом. Дарья же задорно засмеялась, игриво озираясь на Облова, замахала на мужа руками. Денис умолк, поник, смирился со своей участью подкаблучника (его командир уже догадался об этом).

Самогон-первак могутно пошел по жилам, зашибаюче ударил в голову. Облов прекрасно осознавал, что никуда не годиться заигрывать с бабой в присутствии живого мужа. Но еле пересилил себя. Намеренно затянул, укрощая дьявольский соблазн, совершенно беспредметный разговор с хозяином.

Они уже с полгода не встречались. За это время банда Облова, или как он ее наименовал – эскадрон, была полностью развеяна отрядами ЧОНа и милиции. Подавляющее большинство повстанцев-бандитов пришло с повинной, немало просто полегло в перестрелках, нарвавшись на засады, оставшихся переловили, судили трибуналом и отправили в места не столь отдаленные. Удалось скрыться самому Облову, да небольшой кучке особенно близких и преданных ему головорезов. Почти все они подались куда подальше, кто в Ростов, кто в Саратов. Сам Михаил Петрович все лето отсиживался в первопрестольной, носа не казал дальше Замоскворечья, но потом сошелся с осевшим в Москве офицерами. Дальше больше, его свели с цивильными, вкрадчивыми старичками, по их указке он отправился в родную губернию – «зондировать стратегическую обстановку». Но сложилось все как-то нелепо и по-дурацки. Пришлось инкогнито мотаться из города в город, из села в село, прежние связи, в основном, были порушены, новых же завести, почти не удалось. В конце концов его опознали в Козлове на вокзале, пришлось уходить отстреливаясь, благо, по ночному времени, посчастливилось скрыться «на ямах» у знаковой вдовы-шинкарки. На следущую ночь он ушел из Козлова, как думается – навсегда. Теперь уже дней пять шастает по окрестным уездам, где только не побывал, в попытке подсесть на проходящий поезд. Сегодня вот довелось заночевать у бывшего ординарца и вахмистра Дениса Седыха.