– Не знаю, Джордж, – мягко сказала она.

– А вот я знаю, – ответил он. – Мы без проблем можем себе это позволить.

Некоторые дома трудно продать. Уж такая у нее работа. Люди суеверны, будто чужую неудачливость можно подхватить, как простуду. Даже развод смущал покупателей. Но смерть… самоубийство? Такие дома «зависают» надолго.

Мэри буквально выросла на этой работе. Ее отец состарился, но успел научить ее всему, что только знал о недвижимости. Люди доверяли им обоим, у них была хорошая репутация. Даже городские. Дачники. Наездники. У нее были самые разные клиенты. Богатые и бедные – и со всеми она вела себя одинаково.

Чозен был создан вручную, люди вместе строили его. Главную улицу прорыли лопатами, потом лошади таскали по ней бревна, чтобы разровнять землю. Посреди городка стояла церковь Св. Джеймса, окруженная железной оградой. Летом двери всегда были открыты, и ветер, словно пальцы ангелов, ерошил волосы. В полдень неизменно звонили колокола. Проезжая мимо, можно было заметить во дворе отца Гири, беседующего с кем-нибудь так тихо, что собеседнику невольно приходилось вслушиваться. Высокие клены протягивали ветви над дорожками, липкими от семян, которые детишки клеили себе на носы. Придешь домой – а семена эти даже в ботинки набрались.

У каждого дома была своя история. Она узнавала людей по тому, как они жили. О них можно было понять всё по неубранным кроватям, необжитым кухням. Их слабости копились в темных подвалах среди ржавых водогреев, цистерн, сломанных бойлеров, почерневших унитазов и тяжелых раковин. Мера их отчаяния читалась во дворах, уставленных машинами-развалюхами, которые еще не успели вывезти на свалку. Они выдавали себя тем, что сумели нажить, что с гордостью выставляли на полках. Было сразу понятно, что имеет значение, а что – нет. Они выдавали с головой, в чем здесь нуждались, чего боялись и что пережили. Она не просто продавала дома. Она была исповедницей, хранительницей тайн и надежд.

Она побывала буквально во всех домах как минимум по разу, на свадьбах, поминках, крестинах и игре в бридж. Она вязала пинетки для новорожденных, пекла пироги на день выборов, организовывала благотворительные ужины, церковные базары и распродажи. Она сама продавала пеленальные столики, комоды, мопеды, книжки с картинками, велосипеды. Продала и свою первую машину, желтый «мустанг» с вмятиной на капоте после того, когда она единственный раз в жизни сбила оленя. Она выросла здесь, в те времена, когда это был просто маленький замкнутый городок, и родители отправили ее к Эмме Уиллард в Трой, надеясь, что она познакомится с парнем из Политеха, и так оно и случилось. Она вышла за Трэвиса Лоутона сразу после школы, тогда он обладал нескладным «колючим» обаянием, против которого было не устоять. Они познакомились на школьной вечеринке, он отвел ее в сторону под тихую музыку, и они целовались всю ночь под перезвон цымбалов.

Тем мартовским утром небо было мрачным, ветер быстрым и холодным. На выцветшей лужайке распустились крокусы. Мэри приехала рано, как всегда, когда надо было показывать дом, чтобы подстраховаться от неожиданностей. Когда дом долго пустовал, такое случалось – разбитые окна, лужи, дохлые мыши. Подъезжая к ферме в то утро, она невольно вспомнила старую подругу Эллу. Дом стоял такой белый, излучая достоинство старинной простоты. Она отперла дверь ржавым железным ключом, представляя, что внутри будет сырость и сквозняк, и пошла включить отопление. Печь ожила, и батареи зазвенели. Ей показалось, что это похоже на оркестр, настраивающий инструменты перед концертом. Довольная, она прошла по дому, открывая ставни, впуская свет. Ее внимание привлекли деревья снаружи. Ей показалось, что чутье у нее сегодня особенно острое. Она слышала, как дребезжат стекла, шуршат жалюзи, летают по крыльцу сухие листья. Ненадолго показалось, что время остановилось, и она может просто так простоять весь день – но потом потянуло сквозняком, где-то открылась и захлопнулась дверь. Боже мой! Это напугало ее до полусмерти. Проблема в том, что ветер не остановить. Он чуть качнул медный светильник. Она посмотрела, как он поворачивается и как мигают лампочки. Проклятые старые дома.