– Не очень-то милая, правда? – спросил Ублала Драконуса.

– То есть ты пытался изо всех сил, – ответил Драконус.

– И от этого мне хочется секса с ней больше чем прежде.

– Так оно и работает.

– Это просто пытка. И мне не нравится. Нет, нравится. Нет, не нравится. Нет… Ох, пойду натру палицу.

Ралата уставилась на Ублалу, который поднялся на ноги и потопал прочь.

Негромко, на языке белолицых Драконус пробормотал:

– Кстати, это он в прямом смысле.

Она бросила на него взгляд и фыркнула.

– Я поняла. У него мозгов не хватит думать о чем-то еще. – Она помолчала и добавила: – Доспехи у него, похоже, дорогие.

– Да, Ралата, дорогие. И как раз по нему.

Он кивнул – она подозревала, что по большей части самому себе, – и сказал:

– Думаю, он покажет себя молодцом, когда придет время.

Ралата припомнила, как этот воин убил Секару Злобную, скрутив женщине шею. Простым жестом, чуть приобняв ее, чтобы не упала, словно в безжизненном теле оставалось какое-то достоинство. Этого воина понять не просто.

– Чего вы двое ищете? Вы идете на восток. Зачем?

– В мире происходит много печального, Ралата.

Она нахмурилась.

– Не понимаю.

Драконус вздохнул, пристально глядя на огонь.

– Случалось тебе наступить на какое-то существо? Выходишь за дверь, и вдруг под ногами – хрусть! Что там было? Насекомое? Улитка? Ящерица? – Он поднял голову и уставился на Ралату черными глазами, в которых бледно мерцали угли. – Да какая разница, верно? Превратности жизни. Муравей мечтает о войне, оса пожирает паука, ящерица преследует осу. Кругом такие драмы, и вдруг хрусть – и все кончено. Что поделать? Полагаю, ничего. Если у тебя есть сердце, ты почувствуешь малую долю сожаления и раскаяния и пойдешь себе дальше.

Ралата озадаченно покачала головой.

– Ты на кого-то наступил?

– Можно и так сказать. – Он пошевелил угли и смотрел, как понеслись к небу искры. – Неважно. Несколько муравьев выжили. Да этим мелким ублюдкам нет конца. Я могу растоптать тысячу гнезд, и ровным счетом ничего не изменится. Вообще-то, лучше так и думать. – Он снова посмотрел ей в глаза. – В последнее время мне снятся странные сны.

– Мне снится только отмщение.

– Чем дольше тебе снится что-нибудь приятное, Ралата, тем быстрее оно приедается. Стирается и тускнеет. Чтобы избавиться от одержимости, мечтай о ней почаще.

– Ты говоришь как старик, как баргастский шаман. Одни загадки и дурные советы; правильно Онос т’лэнн никого не слушал. – Ралата чуть было не взглянула на запад, за плечо Драконуса, словно могла увидеть своих сородичей с Военным вождем во главе, шагающих прямо к ним.

– Онос Т’лэнн, – пробормотал Драконус, – имасское имя. Странный вождь для баргастов… Расскажи мне эту историю, Ралата.

Она хмыкнула.

– Я не мастерица истории рассказывать. Хетан взяла его в мужья. Он был на Собирании, когда все Т’лан имассы явились на зов Серебряной Лисы. Она вернула ему жизнь, забрав бессмертие, тогда-то Хетан его и нашла. Когда кончилась Паннионская война. Отцом Хетан был Хумбралл Таур, объединивший племена Белолицых, но он утонул при высадке на берег этого континента…

– Постой-ка. Разве ваши племена не жили изначально на этом континенте?

Она пожала плечами.

– На беду пробудились боги баргастов. И наполнили мозги шаманов своей паникой, будто кислой мочой. Мы должны вернуться сюда, на родную землю, чтобы сразиться с древним врагом – так нам говорили, ничего не объясняя. Мы думали, что враги – тисте эдур. Потом – что летерийцы, а потом – акриннаи. Но все это были не они, а мы теперь уничтожены; и если Секара говорила правду, то Онос Т’лэнн мертв, как и Хетан. Они мертвы. Надеюсь, что баргастские боги умерли вместе с ними.