– Да хватит этого, с лихвой хватит! Накормлю и помогу, вы не беспокойтесь. И завтра, если сменюсь, подруге все передам. Кровать найдется! Лишь бы он согласился.

Алексей вышел из госпитального корпуса с грустью в душе. Тяжело вздохнул, оглянувшись на дверь. Отойдя метров на двадцать, обернулся и посмотрел на окна второго этажа. Поднял руку и махнул несколько раз. Горный глядел на него и явно не видел, так как не помахал в ответ на его прощальный знак…

Андрей, Сашок, Муса, Матвей, Валентина и Наталья собрались в кафе. Куракина приволокла из кухни большой чайник, чашки и домашнее печенье. Поставила на стол, приглашающе взмахнув пухлой рукой, но к чаю никто не притронулся, даже прожорливый Неклюдов. Пончик впервые потерял аппетит и спокойно глядел на выпечку. Ему ничего не хотелось. На сердце было тоскливо.

Сидели за столом, опустив головы. Все молчали. Каждый думал о своем, сходясь в главном и боясь самого худшего. Прошло около часа тишины, которую попросту боялись нарушить. Боялись высказать вслух то, что у каждого сидело в голове. Это, сидевшее, могло оказаться страшной правдой. Наконец Моряк хрипло заговорил:

– Батя наверняка всем сообщил. И генералу, и в больницу. Надо ждать.

Кошевая прислушалась:

– Машина едет!

Все мгновенно подскочили и высыпали на улицу. Чайник и печенье так и остались стоять на столе, вместе с пустыми и чистыми чашками. Дружно уставились на дорогу, ведущую в Майкоп. Солнечные лучи заходящего солнца ярко освещали каждый камень, каждую травинку. Легкий ветерок донес шум мотора. Егерь оказалась права. Через минуту снизу показался генеральский УАЗик.

Василь, минут сорок просидел, уткнувшись лицом в колени. Нет, он не плакал, и плечи не дрожали, ему просто не хотелось никого видеть. Ведь эти люди ходили, смотрели, разговаривали, а Инга, его Инга (сейчас он думал именно так), лежала на операционном столе и от этого на душе Горного, словно камень лежал.

Медсестра несколько раз подходила к нему. Смотрела на стриженый затылок, но так и не решилась нарушить это горькое молчание. Вздыхала и вновь уходила к стойке.

Больные из хирургического отделения, расположенного напротив реанимационного, выходили в коридор, но едва замечали руки и одежду военного, разворачивались и торопливо уходили. Никто из них не рискнул сделать замечание сидевшему мужчине. Все понимали, что у того великое горе и теперь старались не мешать праздными разговорами рядом.

Наконец далеко в коридоре реанимации со стуком распахнулась одна из дверей. Из операционной вывезли тележку-каталку. Горный услышал и моментально вскинул голову. Вскочил на ноги. Подошел к двери и посмотрел в протертое «окошечко» Медсестра на посту тоже встрепенулась и даже не стала отгонять полковника от двери. Подошла. Встала рядом, чуть приоткрыв дверь. Заглянула, глядя на каталку с закрытым простыней до горла неподвижным телом. Заметила ободряющий кивок операционной сестры и радостно сообщила:

– Операция закончилась! Судя по всему успешно.

Горный попросил с надеждой:

– Вы не могли бы проверить поточнее?

Она легко согласилась:

– Сейчас схожу!

Полковник стоял и через стекло смотрел, как медсестра идет по коридору. Ему казалось, что идет она слишком медленно. Будь его воля, он бы побежал бегом! Заметил дверь, за которой скрылась дежурная, и уже не сводил с нее глаз. Василь ждал и, не замечая того, нервно дергал себя за пальцы. Женщина вернулась, мягко сообщив:

– С вашей женой все в порядке.

Он спросил:

– Я могу посмотреть на Ингу?

Дежурная оглянулась на коридор и шепотом сказала:

– Сейчас доктора на новую операцию уйдут, и я вас проведу. Пройдемте пока со мной в ординаторскую. Умоетесь и переоденетесь в хирургическое хэбэ, а то вы всех больных у нас напугали.