– Просто супер! – выдохнула она в перерыве между раскатами хохота, вытирая мокрые от слез глаза. Я к этому времени вообще потеряла способность говорить.

Немного успокоившись, Светлана продолжила:

– Ну а теперь, дорогуша, займемся головой. Смывай макияж.

Я послушно протерла лицо тоником.

– Н-да, красоту ничем не замажешь, – глубокомысленно произнесла Светка. – Больно уж ты хороша, придется тебя чем-нибудь подпортить.

– Не серной кислотой, я надеюсь?

– Есть менее радикальные средства.

Светлана на несколько минут вышла в соседнюю комнату и вернулась со здоровой картонной коробкой.

– От тебя понабралась – всякое барахло собираю. Все думаю – вдруг Ивановой сгодится?

В коробке были всякие допотопные заколки, невидимки, ободки, гребни, брошки, какие-то панамки, очки, сумочки и прочая дребедень. Светка покопалась в ней и выудила очки с огромными круглыми стеклами в роговой оправе.

– Ну-ка прикинь, они не очень сильные.

Я нацепила очки, предметы слегка расплылись перед глазами, но в целом ориентироваться было можно. Попробовала пройтись по комнате. Походка моя сделалась неуверенной, и я все время пыталась ориентироваться при помощи рук, слегка вытягивая их и балансируя. Светку это привело в неописуемый восторг.

– Мы убили сразу двух зайцев – и лицо неузнаваемое, и походочка просто отпад.

Я глянула в зеркало поверх очков. Лицо действительно здорово изменилось, приобрело выражение беспомощности, что ли. В нем появилось что-то трогательное.

– Главное, не видно твоих бесстыжих кошачьих глаз! – констатировала Светлана. – Так, и губы свои подбери. Ну, подожми их немножко, пусть не будут такие манящие. Бантиком сделай. Вот-вот, цыпленочек ты мой! Отлично.

Завершил ансамбль выуженный Светулей из той же коробки смешной допотопный ридикюльчик, какие были в моде, наверное, годах в семидесятых. Светлана вновь критически осмотрела меня и скомандовала:

– А теперь возьмемся за волосы. Цвет никуда не годится. Слишком роскошный. Будем красить их во что-нибудь тускленькое.

– Нет, Светик, только не это! – взмолилась я. – Начнут отрастать – и что тогда? Мне теперь всегда краситься в тускленькое? Или ходить как лохушка, с некрашеными корнями?

– Без паники! Радикально перекрашиваться не будем. Я тебе дам два флакона оттеночной пенки. Цвет – средне-русый. Сходит полностью после мытья головы. Так что не забывай постоянно подкрашивать. Давай-ка попробуем.

Светлана покрасила меня, посушила и внимательно оглядела.

– И вот еще что – никакого объема. Причесываем их на прямой пробор, зализываем за уши и делаем низкий хвост. – Говоря все это, Света сооружала на моей голове новую прическу. Пучок закрепила какой-то невзрачной резинкой, понатыкала к месту и не к месту несколько черных невидимок старого образца. Потом вновь водрузила мне на нос очки и повернула к зеркалу. – Принимай работу!

Из зеркала смотрела совершенно незнакомая мне, безнадежно страшненькая девица неопределенного возраста, стопроцентный кандидат в старые девы. Она застенчиво и трогательно улыбнулась, и я поняла – это то, что надо.

– Светка – ты гений, – бросилась я обнимать подругу.

– Погоди, это только первая часть нашей работы. Надо еще проработать «мышь преображенную». Но тут уж дело за тобой. Я могу только проконтролировать.

Еще пару часов мы репетировали преображение мыши. Я горячо говорила, начинала энергично двигаться. Светка позволила мне в кульминационный момент сорвать с себя очки и размахивать ими, как знаменем.

– Дай ему поглядеть в твои глаза, но только недолго – минуту-другую, и снова их зачехляй.

В общем, мы здорово вымотались за этот день, но, кажется, у нас все получилось. Мы даже подобрали на случай успеха рабочий костюм, в котором я буду ковыряться в саду. Старый мешковатый джинсовый комбинезон, в котором я обычно во– жусь в гараже, а к нему широкую фланелевую клетчатую рубаху либо такой же широкий бесформенный (и за давностью лет совершенно неопределенного цвета) джемпер. Кульминацией всего этого великолепия стала чуть подранная соломенная ковбойская шляпа. В общем, я была во всеоружии.