– … Ну и ладно. Его дело – ему виднее. Тем более, мужик он у тебя здоровый – вон кабан какой… По почкам, сказал, почти не били. Кости все целы, главное. Локтевой сустав немного… Но мы справились сами.

Во время осмотра дед действительно как-то резко дернул и слегка повернул левую, сильно ободранную, с синяками и подтеками, руку «мужика» – тот коротко хрипнул и покрылся зеленоватой бледностью.

– … Все поправимо, если будешь действовать строго по моей схеме. Готова?

Дед серьезно взглянул на размазанную Маню – у той никак не получалось «собраться».

– Готова, спрашиваю? Тут надо не только писать, но главное – понимать, что делаешь. Если твой Алексей тебе дорог, дочка. Ну?

– Готова, – выдохнула Маня.

– Слушай меня внимательно. Пиши. Сходишь на станцию, в аптеку, и купишь…

Схватив укатившуюся на край стола ручку, Маня начала записывать.


– Все, дочка. Я пошел. – Веркин дед встал. – Счастливо оставаться. Если что – обращайся к Верке. Она тут все знает – мы же родом отсюда, и будет здесь до родов, в Москву не поедет. А Толик – он туда-сюда мотается, то в Москве, то здесь. Имей ввиду.

– Постой, отец, – неожиданно раздался хрип с железной кровати. – Подойди…

Дед подошел к «больному».

– Ты в корень зришь, отец, все правильно ухватил, – превозмогая боль, сквозь зубы сипел «мужик».

– Я пожилой человек, сынок… Старик. Да-а-авно не ребенок – мне объяснять не нужно. К тому же врач, военный хирург как-никак.

– Ты ничего не видел, отец, и никого… Короче, ты меня понял, отец… идет?

Дед хмыкнул.

– Идет, идет… Не волнуйся. Сказал же – я не ребенок. Мог бы и не просить, – усмехнулся дед и направился к двери. – Ничего, оклемаешься… Ты мужичок по всему крепкий. Ну, а дальше – смотри сам, сынок. Счастливо, ребята.

И дед ушел.

А «ребята» остались.

* * *

Так. Надо успокоиться.

Покосившись на бумажки с записями, Маня встала из-за стола.

… Все обдумать. И спокойно решить, как жить дальше… хотя бы в ближайшее время.

Взглянув в сторону мужика – тот лежал неподвижно – Маня устроилась перед Notebookом и пошла гулять по интернету.

Во-первых, это отвлекает. И… так проще думать.

Посмотрела почту. Ничего.

Вот и славно.

Так. Что мы имеем?

… Зачем я в это ввязалась?!

Не знаю.

Вернее, это получилось… само собой.

Я не могла его оставить лежать там – в этот перелесок редко кто ходит. «Мужик» не мог шевелиться, и за ночь его бы зажрали комары и мошка – это точно.

Он не пьянь, не бомж, а… непонятно кто.

Избитый… кем-то, кого очень боится.

На помощь никого звать не хотел и ей не разрешил. Сказал – ищут, узнают – добьют.

Значит она, Маня, просто чисто по-человечески, его пожалела и… временно приютила.

Просто сделала доброе дело незнакомому человеку. Такое и в современной жизни бывает… ну, или должно бывать. Хотя бы иногда.

И что? Ничего уж такого в этом нет… ненормального.

… Вот даже собак бездомных, подбитых и больных, бодрилась и успокаивала себя Маня, сейчас подбирают, лечат и раздают в хорошие руки. Вся Москва в подобных объявлениях, Маня уже с этим сталкивалась, энтузиастов полно – и они неплохо наладили дело. Кстати, Таня, Манина подруга, взяла по такому объявлению очень славную беспородную собачку с подбитой лапкой – Фросю.

Маня сама в детстве упорно подбирала собак, особенно больных и особенно зимой, замерзающих на лютом морозе, и приводили или приносила их домой. Но мама не разрешала. А Маня рыдала…

Впрочем, об этом лучше всего сейчас не вспоминать и… не думать.

У мамы, слава Богу, все хорошо в настоящий момент – вернее, уже давно. Она 10 лет назад вышла, наконец, замуж – за немолодого поляка, и живет с ним недалеко от Варшавы в маленьком местечке, родила напоследок еще двух детей. И… обрела свое счастье, одним словом.