Наиболее ясное и проникновенное толкование сэма18 принадлежит суфийскому мистику десятого века Халладжу, который связывает сэма с илм (мудростью). Он говорит: ты не способен войти в этот океан мудрости без слушания. Гнозис (ма’рифа) недоступен «без духа, и мира, и благоуханности» (аль-рух ва аль раха ва аль-ра’иха). Сэма следует проводить с любовью, исходя из любви. И далее Халладж говорит, перечисляя ступени лестницы духовных состояний и условий, необходимых для их достижения: ты не способен обрести любовь (махабба) без жажды (шаук), или жаждание без восхищенности (валах), а без восхищенности не насладиться присутствием Аллаха. Билл Мойерс, славный и очень непосредственный парень, на телепередаче PBS спросил Колмана: что такое жаждание? Колман заговорил о золотом свете восходов ранней весной, которые он видел ребенком в Чаттануге. Интересно, что он сказал бы, если бы Мойерс спросил его: «Колман, а что такое восхищенность?»19

Видный иранский ученый Бади-уз-Заман Фурузанфар, составляя биографию Джалалуддина Руми, отыскал в Тегеране древнюю рукопись «Маарифа». Она принадлежала профессору Али Акбар Деххода. В последней фразе манускрипта говорится, что список сделал аль-Мовлави аль-Кунави в 1549 году. Этот текст стал первой частью первого тома издания книги Бахауддина. В первом томе имеется еще две части, под списками – разные имена. Позже Фурузанфар передал факсимиле рукописи университету в Стамбуле. Рукопись состоит из трех частей, собранных в шестнадцатом веке тремя разными людьми. Новые тексты были найдены в библиотеке Айя София и в музее Коньи. Эти рукописи датировались первой половиной четырнадцатого века. Фурузанфар опубликовал первый том «Маарифа» в 1954 году (2‐е изд., – 1974). В качестве основы он использовал рукописи шестнадцатого века, добовляя сведения из более ранних – для сравнения и коррекции. Текст первого тома оформлен в виде кратких главок и похож не на дневник, а на собрание поучений. Второй том, вышедший в 1959 году, опирается на более древнюю рукопись из Коньи и сохраняет форму дневника. Эта рукопись вполне может включать записи, сделанные Бахауддином собственноручно, а также заметки на полях, принадлежащие его сыну. По крайней мере, был проведен сравнительный анализ текста рукописи и почерка Руми и Бахауддина, которые весьма сходны, что говорит в пользу этого предположения.

У профессора Фурузанфара нет сомнений в том, что «Маариф» – это личные записи Бахауддина, его высказывания: везде прослеживается один и тот же яркий и отчетливый стиль. Он утверждает, что рукопись не является ни копией раннего списка, ни записями учеников, сделанными во время бесед. Важным критерием принадлежности авторства рукописи именно Бахауддину является вкрапление в текст сур Корана на арабском языке. Бахауддин хранил в памяти весь текст Корана. Совершенно очевидно, что у него не было надобности носить с собой Коран и искать нужные цитаты. «Маариф» – глубоко личные заметки о духовном странствии, неожиданные, разносторонние и волнующие. Фурузанфар и Анна-Мария Шиммель считают Бахауддина Валада20 одним из создателей глубоко самобытного направления поэтической прозы на персидском языке.