– Прошу извинить меня: я не подозревал, что скромность вашего пола доходит до такого предела. Но разве никогда не случалось Ану первому объясниться в любви?
– Я не могу отрицать этого; но если и бывали такие случаи, то Ан чувствовал себя опозоренным в глазах других, да и Джай-и относились к нему после того со скрытым презрением. Ни одна хорошо воспитанная Гай не стала бы разговаривать с ним; так как, по ее мнению, он нарушил права ее пола и в то же время уронил свое достоинство мужчины.
Все это еще тем досаднее, – продолжал молодой человек, – что она ни за кем не ухаживает и мне кажется, что я ей нравлюсь. Иногда мне приходит подозрение, что ее удерживает боязнь слишком подчиниться моим требованиям. Но если это так, то она не может искренно любить меня; потому что если Гай полюбит кого, она забывает о всех своих правах.
– Здесь ли эта Гай?
– Как же. Вот она разговаривает с моею матерью.
Я посмотрел в указанном направлении и увидел молодую Гай, одетую в ярко-пунцовый цвет, что у них обозначает предпочтение девической жизни. Если Гай облекается в серые или нейтральные цвета, то значит, она ищет себе супруга; в темно-пурпуровый – если выбор уже сделан. Пурпуровый и оранжевый цвета носят замужние и невесты; светло-голубой обозначает разведенную жену или вдову, которая не прочь вторично выйти замуж. Конечно, голубой цвет встречается очень редко. Среди народа, вообще отличавшегося своею красотою, трудно найти выдающиеся в этом отношении личности. Избранная моего друга по красоте принадлежала к среднему уровню; но что мне особенно понравилось в ее лице – это отсутствие выражения того сознания своих прав и своей силы, которым отличались лица других молодых Гай. Я заметил, что во время разговора с Бра она иногда бросала взгляды по направлению моего молодого приятеля.
– Утешься, – сказал ему я, – эта молодая Гай любит тебя.
– Но какая же мне от того выгода, если она ничего не говорит?
– Знает ли твоя мать об этой привязанности?
– Может быть. Я никогда не говорил ей об этом. Было бы недостойно мужчины сделать свою мать поверенною такой слабости. Впрочем, я говорил отцу; может быть, он передал ей.
– Не позволишь ли ты мне на минуту оставить тебя и подслушать разговор твоей матери и возлюбленной. Я уверен, что они говорят о тебе. Не бойся. Я обещаю, что не допущу никого до расспросов.
Молодой Ан положил руку на сердце, в то время как другою прикоснулся к моей голове и позволил мне уйти от него. Я незаметно подошел к его матери и молодой Гай и, остановившись позади их, стал прислушиваться к их разговору.
– В этом не может быть сомнения, – говорила Бра, – или мой сын будет вовлечен в брак одною из его многочисленных поклонниц, или он присоединится к эмигрантам, и мы навсегда лишимся его. Если ты в самом деле любишь его, милая Лу, отчего же ты не скажешь ему.
– Я люблю его, Бра; но я боюсь, что мне не удастся сохранить его любовь. Он так увлечен своими изобретениями и часовыми механизмами; а я не такая умная, как Зи, и не могу войти в его любимые занятия; он соскучится со мною и через три года разведется… я не могу выйти за другого… никогда.
– Нет надобности быть знакомым с устройством часов, чтобы составить счастье Ана, хотя бы и увлекающегося этим занятием; тогда он скорее бросит свои часы, чем разведется со своей Гай.
Видишь ли, милая Лу, – продолжала эта почтенная женщина, – мы господствуем над ними, потому что мы сильнейший пол, только не следует показывать этого. Если бы ты превосходила моего сына в искусстве устройства часов и автоматов, тебе как жене никогда не следовало бы показывать этого. Ан охотно признает превосходство своей жены во всем, кроме излюбленного им занятия. Но если бы она стала выказывать равнодушное презрение к его искусству, он, наверное, охладел бы к ней; может быть, даже развелся с нею. Когда любовь Гай искренна, она скоро научится любить и все то, что правится ее мужу.