Рядом с ним расположились две дамы постбальзаковского возраста, чуть помладше его матери. Обе давно разведены, а может, одна из них вдова? Дети выросли, зажили своей жизнью, и у подруг, работающих пенсионерок, появились средства и время посмотреть мир. Возможно, каждая из них лелеет в душе надежду найти во время путешествия спутника жизни, этакого бодренького иностранного старичка, потому что наши одинокие старички на заграничные курорты как-то не ездят.
Еще парочка, впереди. Одно кресло было откинуто, в щели то и дело мелькала пьяненькая физиономия мужика лет под пятьдесят, добрейшей наружности, хотя, может, доброта эта определяется количеством спиртового эквивалента в крови? Его супруга явно не разделяла любви спутника жизни ко всем подряд, то и дело одергивала: «Да уймешься ты или нет? Оставь людей в покое! Больше никогда с тобой никуда не поеду, так позориться…»
За грустной девушкой расположились двое голубков, похожие на молодоженов. Она что-то ворковала спутнику на ушко, а он улыбался, по-хозяйски прикрыв ее руку своей. Оба казались безоблачно счастливыми, особенно на фоне удрученной соседки.
Сейчас эта девушка выглядела не просто удрученной. Размазывая по египетскому загару слезы вперемежку с таящим снегом, девица в отчаянии бормотала, сидя в сугробе в обнимку с сумкой и пытаясь пристроить на место оборванный ремень:
– Ну вот, теперь и сумка… Как я ее дотащу без ремня? Вы что, слепой, человека не видели?
– У тебя с головой все в порядке? – немного сбавил он обороты. – Может, ты ею ушиблась? Какая сумка? Я тебя чуть не раздавил! Ты почему по шоссе в темноте шаришься?
– А где еще? Другой дороги нет.
Она попыталась выбраться из сугроба, не выпуская из рук сумки, но вновь плюхнулась в снег. Антон выхватил ее сокровище, поставил рядом и протянул руку. С его помощью девушка послушно поднялась и принялась отряхивать джинсы. Он смахнул снег с ее плеч и поинтересовался:
– Руки-ноги целы? Ничего не болит?
– Меня и не коснулось. Только сумка…
– Да плевать на твою сумку!
– Это вам плевать. Как я теперь ее потащу? В обнимку, знаете, не очень удобно.
– Я тебя подвезу. Садись в машину.
Все еще злой, он раскрыл перед ней дверцу, втолкнул на переднее сиденье и кинул злополучную сумку на заднее, рядом со своей. Мельком подумал, что обивка промокнет, но перекладывать на резиновый коврик не стал. Сзади уже сигналили машины, не имеющие возможности объехать место курьезного ДТП, и он, чертыхнувшись, поспешил занять место за рулем.
Несколько минут ехали молча, и лишь когда по сторонам от шоссе стали угадываться в снежном мареве жилые кварталы, он спросил:
– Тебе куда?
– К скупке. Где здесь ближайшая?
От неожиданности он чуть не тиснул по тормозам.
– К какой еще скупке?! Вроде головой не ударялась, а крыша едет. Что за скупка?
– Где вещи скупают, золото, драгоценности… – промямлила девушка.
После такого ответа он все-таки затормозил, правда, не резко, памятуя о гололеде. Они встали под фонарем на овальной площади недалеко от мемориала Победы.
– Ты что, ограбила кого-то, и, заметая следы, решила не пользоваться общественным транспортом, и поперлась пешком? Так, что ли? – вроде пошутил он, однако беспокойство щекотнуло сердце: кто ее знает, вдруг под внешностью девчонки-растяпы скрывается какая-нибудь Никита́?
– Никого я не грабила! У меня денег нет, только кулон на цепочке, а мне домой надо… – пролепетала девушка и вдруг заплакала.
– Да довезу я тебя до дома! – нетерпеливо воскликнул он, не понимая, чего она плачет. Он же обещал довезти!
– Не довезете… Мне в Пермь.
– Так чего ж ты от аэропорта… – оторопел он, но тут же сообразил: – Ах да, денег нет.