Больные ещё не успели прийти. В какой-то степени работа врачей на Кеплере упростилась: фантастически стерильная обстановка избавила их от многих тяжелых болезней. За десять лет не было ни одной случая инфекционного заболевания.

В регистратуре никого не было. Медсёстры сидели в процедурном, мазали трескавшиеся руки кремами и втирали в ногти какие-то бальзамы, чтобы те не ломались.

Кабинет главврача оказался открытым. Николай Сергеевич приятно удивился: главврач был постоянно в разъездах. Он посещал разные химпредприятия, общался с химиками и пытался наладить синтез витамина В12 искусственно и с его помощью лечить В12-дефицинтную анемию – самую опасную из трёх.

Яскула постучался в дверь.

– Дмитрий Михайлович, можно войти?

– Да-да, Николай Сергеевич, входите.

Главврач сидел за столом и писал.

– Присаживайтесь, – он вытянул руку вперёд и показал на стул.

– Я только на минуту. Давно вас не видел, хотел узнать, как продвигается ваша работа?

Главврач отложил письмо.

– Плохо, очень плохо, – вздохнул он. – Ничего не получается. Слишком сложный процесс. Много стадий. На Кеплере нельзя их все воспроизвести. Не хватает ни реагентов, ни оборудования.

– Жаль.

Правая рука Дмитрия Михайловича вдруг дёрнулась, и главврач стал её мять.

– Немеет? – спросил Яскула.

– Да, писать совсем не даёт.

– А вы массажи делаете?

– Только ими и спасаюсь.

– Однажды один пациент на приёме сказал мне, будто бы врачи не болеют.

– И что вы ему ответили?

– Я сказал: болеют, ещё как! Только лечиться ходят на работу. Вот такой, вот, парадокс!

– Хе-хе, верно!

Проходя мимо детской комнаты педиатрического отделения, Яскула всегда прибавлял шаг. Ему, любящему детей, ужасно больно было смотреть, как малыши с худыми ручонками и большими головками на тоненьких шеях вместо того, чтобы рисовать мелками, грызут их и постоянно просят пить.

В кабинете Николая Сергеевича уже ждала медсестра.

– Сколько у нас сегодня больных?

– Всего одиннадцать, – женщина передала доктору карточки. Яскула принялся их разбирать:

– Так, Савельев, скорее всего, снова придёт за рецептом на снотворное. У Емельяновой тахикардия. ЭКГ готова?

Медсестра протянула бумажную ленту. Яскула подклеил её в карточку и перешёл к следующей:

– У Спицина аллергия. Анализ крови? Ага, вот он. Иммуноглобулин Е… Раньше ко мне выстраивались очереди, а сейчас – тишина.

– Слава Богу! Сколько мы выслушали оскорблений! Как только нас ни обзывали, какой только грязью ни поливали! Трясли с нас несуществующие лекарства, говорили, что мы прячем мясо в подвале и вообще состоим в масонском заговоре!

– Люди ждали от нас помощи – мы им этой помощи не оказали. В итоге они разуверились в медицине, понавыдумывали домашних способов бороться с недугом и обращаются к нам, к сожалению, только тогда, когда домашние рецепты либо не работают, либо делают ещё хуже.

– Ой, мне такой случай забавный вспомнился! Я рассказывала вам про пациента Крышкина?

– Нет. Будьте добры, просветите.

– Ох, дурак – дураком! У него две недели запор – живот барабаном, – а он пьёт мочу, потому что, знаете ли, так лечилась его бабушка, которая дожила до девяносто пяти лет! В конце концов от запора у него случилось отравление, температура под сорок, его везут к нам. Он бредит про какие-то «миазмы в кишках» и просит нас их удалить. Мы тащим его в процедурную на клизму. Он вырывается и орёт: «Вы сборище бездарей! Я сказал вам вырезать мне миазмы! Куда вы меня тащите? Живодёры! Я вас засужу! Вы все сядете!». Ну, мы взяли зонд. Один конец – задний проход, другой подцепили к крану и открыли воду.

– Прошли «миазмы»? – со смешком поинтересовался Яскула.