– Но она же не разогревает настолько, чтобы… Или разогревает?

Я пожал плечами.

– Не знаю. Это дерево из Южной Америки. Одному богу известно, как оно может повести себя при нагреве.

Ничего особенно сделать было нельзя – лишь потушить огонь на земле и надеяться, что пламя на дереве не разгорится. Огонь тихо шипел, а примерно через десять минут закапал дождик. Мы все стояли перед деревом и молча наблюдали за кроной. На сгнившей ветке также дымилось несколько участков. Вблизи я, наконец, увидел, насколько угрожающе близка она была к тому, чтобы обломиться и полететь вниз. Ветвь держалась на единственной щепочке, обросшей симпатичной плесенью.

– Лучше повалить дерево поскорее, – сказал я, указывая на место спила. – Пока идет дождь.

Сизиф кивнул и позвал несколько садовников. Хоть они и нервничали, но все же начали снова пилить. Я улыбнулся, почувствовав гордость за них. Сизиф наблюдал за работой, упершись руками в бока.

– Сэр… Вы уверены, что должны жить рядом с мансардой?

– Мне больше негде жить.

Мне не хотелось объяснять, почему Чарльз отказывался убрать коробки со старыми инструментами и книгами с первого этажа. Он бы не переменил своего решения просто потому, что на мою комнату могло упасть дерево. Даже после того, как я едва не потерял ногу, мне ежедневно приходилось спускаться и подниматься по трем лестницам. Чарльз лишь отстаивал свое право на владение домом, напоминая мне, что, пусть я здесь и живу, мне ничего не принадлежит. Все это было так глупо, что не заслуживало траты времени на лишние разговоры.

– Честно говоря, на вашем месте я бы переехал жить в оранжерею. Даже без дерева крыша может обрушиться в любой момент. Только взгляните.

Я наклонил голову, соглашаясь с Сизифом, и тут меня осенило! Должно быть, это садовники передвинули статую, когда были в оранжерее.

– Кстати… Кто из вас передвинул статую?

– Какую статую?

– У могилы папы.

Чарльз бы чопорно сказал: «У могилы сэра Джона». От него это звучало нормально. Но если бы это сказал я, то почувствовал бы, словно вдоль моей спины был вставлен шест.

Сизиф нахмурился.

– Ее никто не передвигал. Сомневаюсь, что пятеро мужчин смогли бы передвинуть эту штуку даже с помощью лебедки.

– Должно быть, они все же это сделали. Кто-то передвинул ее подальше от деревьев вчера ночью, перед грозой. И кто-то был в оранжерее.

Сизиф странно посмотрел на меня.

– Вчера было воскресенье. Здесь были только вы и сэр Чарльз. Садовники пришли сегодня в шесть часов утра. К тому времени гроза уже закончилась.

– Понимаете, я не против, если люди будут пользоваться оранжереей… – начал я. – Она не моя, здесь нет ничего моего. Вам не нужно никого прикрывать. Но пусть люди закрывают дверь. В противном случае вороны крадут мои ключи.

– Я никого не прикрываю, клянусь.

– Значит, в оранжерее поселился призрак. И он носит ботинки, которые больше моих. Я нашел следы.

Сизиф все еще хмурился.

– У нас нет таких высоких людей…

– Что ж, в оранжерее кто-то был, – заявил я. – Недолго.

– Мы осмотрим долину. Если в оранжерею пробрались бродяги, мы должны знать. Там есть ценные вещи.

Я почувствовал себя никчемным идиотом, потому что не мог помочь.

– Без необходимости не выгоняйте их. Можно подумать, нам важна та тысяча акров.

Судя по выражению лица, Сизиф хотел поспорить со мной, но не успел.

Казалось, все произошло медленно, хотя это было невозможно. Садовники обвязали веревками ствол сосны, собираясь свалить дерево, но оно наклонилось всего на несколько дюймов – раньше, чем они были готовы. Огромная сломанная ветка хрустнула и, дымясь, рухнула прямо сквозь поврежденный участок крыши, разрушая ту еще больше. На тропинку посыпался дождь из черепицы. Я был уверен, что услышал резкий звон еще до того, как ветка с оглушительным грохотом упала на главную лестницу в доме, что опровергло бы все открытия Галилео. Затем наступило мгновенье тишины. Казалось, все замерло. Был слышен лишь шорох падающей хвои и тихое шипение пламени под дождем. Но через секунду в доме что-то взорвалось.