Кровь уже не капала, но рана была плохой, неприятной. С такой не побегаешь, не полазишь, а ей ведь домой еще бежать… И словно на мысли ее что откликнулось. Веточка с запястья стекла, ровно живая, на ладонь улеглась да в рану и вползла. А рана и затянулась. Была полосочка на руке – она и осталась. Разве только приглядеться к ней, тогда видно, что она ровно веточка, на ладонь положенная. Но кто ж там девке на ладони смотрит?

На другие места – ладно еще…

– Ох…

– Жива тебя отметила. И благословила. Не бойся этого, частичка ее всегда с тобой будет.

– А у тебя?..

Добряна ворот рубахи с плеча приспустила:

– У каждой из нас. Кого Матушка пожалует…

На ровной коже, аккурат над сердцем, веточка и лежала. Ровно как живая, яркая, зеленая…

– У меня она такой тоже будет?

– Нет. Ежели только сюда придешь, тогда заметно будет. Или силой своей пользоваться будешь… другая она у тебя. От Матушки, да только… мне с Порога человека вернуть можно, а потом три дня пластом пролежу. А ты легко сможешь. Дано тебе теперь. Коли ты сама через смерть прошла, сможешь и с ее порога людей уводить. Только опрометчиво тем не пользуйся, ревнива Хозяйка.

– Я смогу?..

– У тебя не просто дар. Он для тех последняя надежда, с кем мы справиться не сможем.

– Вы не сможете?

– Что ж мы – боги? Есть такие вещи, которые не вылечишь, не справишься просто. А вот ты сможешь человека из смерти вернуть. И сама потом пластом не поляжешь, и сил много не потратишь.

– А подвох тогда в чем?

– Уж прости. Но обычных детей тебе теперь не ро́дить. Все волхвами будут или волхвицами, все силой одарены будут. Кто больше, кто меньше, в ком раньше дар проснется, в ком позже, а только все одно – быть. Хоть ты от царя роди, хоть от конюха.

Устя только за голову схватилась:

– Но ведь… как же…

– Так вот, Устинья. За все своя плата берется, угадала ты. И еще… Сколько ты людей с порога смерти вернуть сможешь, то мне неведомо. Я после одного три дня пластом пролежу. А ты, может, сотню приведешь, а потом так же свалишься. Тебе пока пределы твоей силы неведомы, старайся ее не показывать. Особенно близким, родным…

– Ох-х-х…

– Они тебе родные. А ты им?

Устя Аксинью вспомнила, слова ее злые. И кивнула:

– Помолчу я.

– Помолчи. Пока с силой своей не разобралась – помолчи. А надобно что – сюда приходи. Что смогу, для тебя сделаю.

– Благодарствую. – Устинья поклонилась низко, в пол. – За заботу, за помощь.

– Не надо, не благодари. Матушка нас одарила, мне сестрице помочь в радость.

– Добряна, скажи… может, книга какая есть? Как мне научиться чему? Я как ребенок, коему ножик дали… а он и наколоться может, и друга убить по недомыслию… Дар без знания – вред большой. Мне бы хоть как с ним управиться!

– Знания… – Добряна задумалась. Внимательно на Устю поглядела. – Ради знаний волхвы годами в святилище живут. Нет у меня книг, нет учебников. В себя надо вслушиваться, силу, как коня, сдерживать. А времени у тебя и нет.

Устя понурилась.

– Подумай, ежели найдут у тебя книгу с такими знаниями, что случится? Где ты ее прятать станешь?

Устя себя дурой почувствовала. А и правда – где? Как?

Когда она царицей была… да и тогда у нее воли не было! Спрятать что-то? Да что ей было прятать! Только свои чувства! А остальное…

Остальное она и не ценила никогда.

– Да и не научить этому по учебнику. Тут как верхом ехать – хоть ты сколько и чего расскажи, а на коне все иначе.

– А все одно – страшно.

Волхва только улыбнулась, ладони коснулась:

– Себя слушай. Да и не так много у тебя пока силы, Устинья Алексеевна. Ты с ней справишься. А как прабабка твоя приедет вскорости, поможет.