Еще в первой половине дня в лагерь прибыл Лубурич. Он был в ярости из-за того, что у него уводят детей. Заявил нам, что в Загребе хватает детей католиков, которые растут в беде и нужде, так пусть мы заботимся о них. Начал сыпать угрозами – мол, только от его доброй воли зависит, покинем мы пределы лагеря или нет. Может нас спрятать здесь так, что никто и никогда больше нас не увидит. Ему плевать, говорит он, что там решили министры: пусть они приезжают сюда – он и для них найдет тут место. Здесь, в лагере, только он – власть, и только его приказы имеют силу.

Во второй половине дня прибыла съемочная группа – делали какой-то пропагандистский фильм. Детей одели в усташскую униформу, отвели в небольшой парк и построили так, как при выдаче пайка. Пока шли съемки, дети были вынуждены стоять под жарким солнцем. Конечно, никакого пайка они на самом деле не получили.

В Окучанах наши больные дети разместились в вагоне поезда. Я была одна с 62 детьми, лежавшими на голом полу в вагоне для перевозки скота. Возле станции я купила минеральной воды, чтобы попытаться напоить детей. Дорога до Загреба была ужасной. Стоны и плач детей длились всю ночь. Поезд шел очень медленно, часто и подолгу останавливался, иногда даже возвращался назад. Дети страдали жестоким поносом, вскоре весь пол превратился в настоящее болото. Когда остановки длились долго, мы выпускали более крепких детей на свежий воздух. Сестры вымотались до предела, постоянно спуская детей на перрон и затем поднимая их обратно в вагон перед отправлением. Когда кто-то из детей окончательно терял силы, вместе с очередной порцией кала из него выходили и глисты. Мне казалось это признаком того, что ребенок скоро умрет.

27.07.1942

Профессор Бресслер уезжает в Ястребарско и приглашает меня присоединиться. С нами едет и одна из сестер Красного креста, работающая в этом лагере. Мне показали больницу в старом дворце. После обеда едем в село Река, где размещены маленькие дети, почти все они без одежды. Также я увидела бараки для старших детей, парк и кладбище. На кладбище у каждого ребенка отдельная могила, за могилами хорошо ухаживают. Благодарю профессора Бресслера, что показал мне все это.

04.08.1942

Приехала в село Млака, забираем детей, записываем их имена. Усташи уводят в Ясеновац около 1000 женщин. С одним из них мы вчера договорились, что они предоставят нам столько машин для перевозки детей, сколько смогут. Сейчас усташи обещают нам, что вернут нам машины сразу же, как только довезут женщин до Ясеновца. Женщины видят, что их сейчас уведут, многие в последний момент отдают своих детей нам. Мы должны их записать поименно как можно скорее.

Наступил вечер, а машины все еще не вернулись. Нужно чем-то накормить детей. На лугу паслись несколько коров; по моей просьбе несколько сестер и старших детей отправились их доить. Молоко тотчас кипятим, чтобы накормить им грудничков. Потом мы приготовили ужин для старших детей. Около девяти часов вечера, когда дети ужинали, вернулись машины. Тотчас все забыли о еде и бросились к ним, стремясь успеть занять места. Некоторые сестры требуют отправиться в путь немедленно. Я сомневалась – машины в плохом состоянии, дорога со множеством ям опасна и днем, а дети слабые и больные. Советуюсь с врачом и в итоге принимаю решение остаться на ночь в селе.

28.02.1943

Разговариваю с доктором Малойчичем и узнаю, что доктор Чернозубов должен был организовать все для карантина эвакуированных людей. Однако это не получилось сделать, так как нет ни бараков, ни других свободных помещений, где можно было бы их разместить.